Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

— Это я только на вид домработница, — сказала Ребекка, и в ее глазах мелькнула озорная искорка. — А на самом деле я принцесса. По государственным причинам я вынуждена маскироваться. Король и королева, которые сейчас сидят на моем троне, очень стары, и положение их ненадежно. В ближайшее время они отрекутся от трона в мою пользу. Это не такое уж большое королевство, но больших монархий на земле осталось мало. Так что не ожидай увидеть трон из золота с драгоценными камнями. Скорее всего, он будет из слоновой кости, а спинка будет украшена павлиньими перьями. А у тебя будет удобное кресло рядом с троном, и множество рабов станут выполнять любое желание «вашей светлости».

Аурелия мысленно улыбнулась. Обмануть ее Ребекке не удалось, а вот успокоить — пожалуй.

— Хотелось бы мне, чтобы ты не слишком дожидалась твоих тронов и королевств. И чтобы я дожила — поглядела на них. Но жизнь тяжела и груба, дочка. Одна калека на твоем попечении в кирпичном доме, другая — тут. Обе мы тебя связали по рукам и ногам, не говоря уже о Дженни, Фанни и Марке. Хорошо, что тебе досталось от отца умение быть или казаться счастливой. А может, он успел тебя этому научить. Он и меня пытался научить…

— Мамочка, — воскликнула Ребекка, обхватывая руками материнские колени, — но то, что мы существуем в этом мире в такой день, как сегодня, разве одно это уже не радость? То, что мы видим, чувствуем, что-то делаем, о чем-то думаем? Когда тебе было семнадцать, разве ты не чувствовала, как хорошо просто жить на свете? Неужели ты забыла?

— Забыла. Да ведь во мне никогда не было столько жизни, сколько в тебе.

— Я часто думаю, — прошептала Ребекка, глядя в окно и пытаясь разглядеть что-то за кронами деревьев, — как было бы ужасно, если бы я вообще не появилась на свет. Вот представь себе, что родилась Ханна, а потом сразу же Джон, а потом Дженни, Фанни и другие. А Ребекки не было бы у тебя. Это главное — быть живой. Я бы должна теперь многого бояться, а я не боюсь. Кто-то сильный отметает все мои страхи — как ветер. Ой, смотри! Там, в проходе между домом и амбаром, стоит Уилл. Нам письмо!

Глава XXX. Прощай, Солнечный ручей!

Уилл Мелвилл заблудился и пошел вместо дома к амбару. Ребекка махнула ему рукой в окно, и он передал ей письмо.

— С Мирандой, значит, все относительно хорошо, — радостно проговорила Аурелия. — Не то Джейн дала бы телеграмму. Скорее читай.

Ребекка распечатала конверт и прочла письмо, состоявшее из нескольких строк:

«Час назад тетя Миранда покинула этот мир. Если мама может побыть без тебя, приезжай сегодня же. Похороны не состоятся до твоего приезда. Она умерла внезапно и без мучений. Ребекка, я очень тоскую без тебя.

Тетя Джейн.»

Джейн решила послать письмо, а не телеграмму, потому что с деньгами было совсем плохо. Она подумала и про то, что телеграмма стоит двадцать пять центов, а Аурелии пришлось бы заплатить еще пятьдесят за вручение.

У Ребекки побежали из глаз слезы, и она воскликнула:

— Бедная, бедная тетя Миранда! Никто не пришел утешить ее в последний час… И я не могла с ней проститься. Бедная тетя Джейн, все на ней одной. Но что я могу? Мне нельзя разорваться между фермой и кирпичным домом.

— Ты отправишься туда сию же минуту! — поднимаясь со своих подушек, проговорила Аурелия. — Даже если бы твой отъезд означал мою смерть, я сказала бы то же самое. Твои тети сделали для тебя то, чего я никогда не смогла бы сделать. Теперь твоя очередь отплатить добром и благодарностью. Доктор говорит, что у меня худшее позади, и я сама так думаю. Дженни уже многое умеет, а со дня на день приедет Ханна.

— Нет, мама, я не могу уехать. Кто же будет поворачивать тебя в кровати? — проговорила Ребекка, шагая по комнате взад и вперед, сжимая и ломая в отчаянии руки.

— Если взрослая женщина, мать семейства не умеет залезать на сеновал, то пусть помучается еще немного, поделом ей. Надень свое черное платье и сложи в сумку все необходимое. Я много бы дала, чтобы быть на похоронах сестры. Передай, я все забыла и простила ей те слова, что она говорила по поводу моего замужества. Ее поступки всегда были лучше, чем ее слова. Все свои грехи в отношении меня и твоего папы она искупила на тебе. Ах, Ребекка! — воскликнула Аурелия дрогнувшим голосом. — Я так хорошо помню, как она любила в детстве завивать мне волосы. А потом, когда мы стали уже взрослыми, она подарила мне свое лучшее платье из голубого муслина. Это когда папа сказал, что будет на рождественском балу танцевать со мной полонез. А ведь тогда ей хотелось, чтобы он и ее пригласил.

Аурелия опять откинулась на подушки и горько заплакала. Воспоминания смягчили ее сердце, и теперь в ее слезах было больше правды, чем в минуту, когда до нее дошла печальная весть.