Ребекка с фермы Солнечный Ручей

— Я не хочу показаться самоуверенной, но я почти убеждена, что понимаю это, мисс Максвелл. Быть может, не совсем, потому что это запутанно и сложно, но немного, вполне достаточно, чтобы развить эту мысль. Так бывает, когда прекрасная фигура галопом промчится мимо вас на лошади: вы так удивлены, ваши глаза движутся так медленно, что вы не можете как следует разглядеть ее, но вы поймали мельком ее очертания, когда она пронеслась мимо, и знаете, что она прекрасна. Все решено: мое сочинение будет называться «Роза радости». Я сейчас решила. У меня еще нет ни начала, ни середины, но конец, я знаю, будет волнующим. Что-нибудь такое… дайте подумать:

Пусть счастье впереди иль ждет беда,
(Ведь даже золоту без примесей не быть),
Ты не увянешь в сердце никогда,
О, Роза радости! Ты вечно будешь жить!

А теперь я хочу укутать вас шалью, подложить вам под голову хвойную подушку, и, пока вы спите, я спущусь на берег и напишу для вас сказку. Я буду «предполагать» разные вещи, как мы это с вами всегда делаем. Моя история летит далеко-далеко, в будущее, и в ней случается то прекрасное, что, возможно, никогда не происходит в действительности. И все же кое-что из этого прекрасного произойдет, вот увидите. И тогда вы достанете из вашего стола эту сказку и вспомните Ребекку.

«Интересно, почему они, эти юные, всегда выбирают темы, которые потребовали бы максимального напряжения сил от самого великого писателя? — думала мисс Максвелл, пытаясь уснуть. — Их ослепляет, увлекает, захватывает величие темы или они воображают, что могут справиться с ней? Бедные, наивные создания, впрягающие звезды в свои игрушечные повозки![38] А как прелестно это наивное создание выглядит под своим новым зонтиком!»

Зонтик был подарком Адама Ладда. Он ехал по улицам Бостона в один из холодных весенних дней, когда природа и модницы обнадеживают, но надежды кажутся далекими от осуществления. Неожиданно его поразил вид розового зонтика в витрине одного из магазинов, весело сигналящего прохожему и заставляющего его помечтать о сиянии летнего солнца. Он напомнил Адаму яблоню в цвету — глубокого розового цвета ткань, белая подкладка и пушистый, обшитый бахромой край из розовых и кремовых нитей, нависающий над зеленой ручкой. Он сразу вспомнил одно из ранних признаний Ребекки — маленький розовый зонтик, позволивший ей единственный раз заглянуть в веселый мир моды и красоты, которого ее детство почти не знало, и ее поклонение этому хрупкому предмету, и его трагический и жертвенный конец. Он зашел в магазин, купил эту дорогую безделушку и тут же отправил ее с нарочным в Уэйрхем, и ни единое сомнение в уместности такого поступка не зародилось в его мужском уме. Он представлял только выражение радости в глазах Ребекки и красивую посадку ее головы под этим нежно-розовым балдахином. Было, пожалуй, немного затруднительно вернуться час спустя и купить голубой зонтик для Эммы-Джейн Перкинс; ему казалось все более трудным, по мере того как шли годы, вспоминать о ее существовании в каждом надлежащем случае.

Вот сказка Ребекки, записанная на следующий день и отданная Эмили Максвелл, когда та собиралась идти в свою комнату спать. Она прочла ее со слезами на глазах и затем послала Адаму Ладду с мыслью о том, что и ему причитается его доля и что он заслуживает возможности бросить мимолетный взгляд на создание расцветающей фантазии девочки и узнать о ее благодарном юном сердце.