«Ребенки» пленных не берут

— А вот это? — Андрей ткнул пальцем в сторону брезентового мешка, пристегнутого к стоящему рядом рюкзаку. — Сколько этой девчонке? Пятнадцать?

— Четырнадцать.

— Четырнадцать! И она без всяких эмоций отрезает человеку голову!

— Не человеку. Трупу. Ты думаешь, это месть? Ничего подобного, чистая целесообразность. Предъявить дехканам мертвого баши — правильная идея. Но не тащить же всё тело.

— Я не знаю, смогу ли я отрезать трупу голову. Скорее всего, смогу. Но после этого идти, стреляя глазками, и перебрасываться шутками с мальчиками, небрежно помахивая мешком с отрезанной башкой, уже точно не получится.

— Тебе и не положено. Возраст не тот. И ты давно уже не девочка…

— Витя, не передергивай. Прекрасно же понимаешь, о чем я!

— Понимаю. Но и ты, Андрей, пойми, они не звери! Они другие. Совсем другие. Вот и все. Отрезать головы трупу? В чем проблема для человека, который десятки раз потрошил барана? Кровь всего лишь жидкость, текущая по сосудам. Тебя же не тошнит при виде раздавленной мухи? Для них нет разницы между джигитом Бодхани и одичавшей собакой.

— И убивают человека так же легко, как собаку или барана?

— Легче. Когда режут баранов, девчонки, бывает, плачут. Редко, но бывает.

— То есть, с шуточками перехватила пару глоток ножом, а потом искренне порыдала над трупом невинно убиенного барана?

— Где-то так. Граница проходит не по линии зверь-человек, а по линии свой-чужой. За своих они готовы на всё. Внучка собиралась в одиночку держать Восточный Казнок. Думаешь, не понимала, что без шансов? Отлично понимала, но хотела выиграть лишний час. А потом рванула в Зиндон. С той же целью. Разве что шансов было намного больше.

— В смысле — намного больше? Одна против восьмерых?

— Ей трижды не повезло. Заметили на снежном склоне. Заклинил автомат. А в трофейном не оказалось патронов. Даже после этого шансы были… Не очень много, но… Ты считаешь, что люди, ввосьмером охотящиеся на четырнадцатилетнюю девочку, достойны пощады? Коно решил иначе.

— Я ж не об этих. А о тех, кто сдавался!

— Скажи, Андрей, а что бы вы с ними сделали?

— Ну… — глубокие морщины избороздили загорелый лоб. Пилькевич соображал долго. Виктор не дождался:

— Без «ну». Тюрем нет. И не ожидается. Работать эти граждане не будут. Месяц-два, и расползутся по мелким бандам по всей стране. Оружие в заначках есть, можешь не сомневаться. Потом ты вылавливал бы эти группки по одной и расстреливал. Теряя людей. Так?

— Возможно. Даже весьма вероятно…

— «Ребенки» посчитали так же. И приняли превентивные меры. Жизнь врага для них не стоит ломаного гроша. В головах нет ни одного предрассудка из вбитых в нас тысячелетним воспитанием. Ни гуманизма, ни ценности абстрактной человеческой жизни, ни прав человека, ни презумпции невиновности. Есть враг. Врага надо убить. Есть друг. Друга надо спасти. Все! Всех остальных — не трогать, пока не станет ясно, друг это или враг. Не «доказано», а «ясно»! Каждый сам и прокурор, и адвокат, и судья. И палач. Разбирательство проходит в доли секунды, а приговор приводится в исполнение немедленно и обжалованию не подлежит. Но поверь, он бывает и положительным. Патрули сначала стреляют, потом разговаривают. Но ни один из бежавших в Пасруд дехкан не убит. Понимаешь, ни один! «Ребенки» не агрессивны, они целесообразны. Они люди, но совсем другие люди. Мы, те, кто их такими вырастили, их понимаем. Не до конца, но понимаем. Тебе на это дико смотреть. Но они такие, какие есть…

— И вы собираетесь их выпустить в большой мир? Каждый, кто наступил «ребенку» на ногу — враг! Потребовавший денег за еду — тоже! А про патруль, решивший проверить документы, даже говорить не буду! Да они вырежут половину Душанбе в первый же день!

— Многих зарезали «языки» Ирбиса? Это те же «ребенки». И на Анзобе их было достаточно много. Молчишь? Андрей, пойми, они люди. Не дикари, не звери, не садисты. Они знают, что такое Правила. Понимают их необходимость. Умеют по ним жить. Да, умеют убивать. И ни малейших терзаний по этому поводу не испытывают. Не убивать тоже умеют. И хорошо понимают, что такое необходимость и дисциплина. А без гуманизма и прав человека — проживут как-нибудь.

— Ну, без этого мы и сами обойдемся. В двенадцатом ни то, ни другое никого не спасло…

— В восемьдесят втором я действовал так же, как они. Поэтому мы с тобой живы. До сих пор живы. Сейчас «ребенки» спасли Лагерь. Еще они спасли Матчу и сберегли немало жизней твоих бойцов. Надо хорошо подумать, Андрей. Может быть, именно они — Люди?

Виктор снова встал с камня. Тут же поднялся и пес.

— Пойдем, до темноты еще успеем спуститься в Лагерь. Тем более, твоя телохранительница все твои шмотки утащила. А внучка — мои. Взамен Фарида мешок оставила. А ведь я знал! Чувствовал, что когда-нибудь придется тащить на горбу Бодхани Ахмадова…

27 августа 2024 года

Таджикистан, Фанские горы, слияние Имата и Пасруда