Ребенок от Деда Мороза

Немного подумав, выбираю вариант войти и распахиваю дверь. Застываю в немом ступоре. Весь в мыльной пене, с зажмуренными глазами, передо мной стоит Герман. Собственной персоной! Надо срочно выйти, но я не в состоянии, только и могу, что стоять с открытым ртом и пялиться. На идеальное тело без капли жира. На голый торс мужчины, в которого беззаветно влюблена. До которого так хочется дотронуться. Внутри полыхает безумный жар, я как в лихорадке и чувствую себя больной. Герман замечает меня и не спешит прикрыться, бесстыдно улыбаясь. Конечно! Ему нечего стесняться. Хлопаю дверью и закрываю лицо руками. Мне нужна секунда, чтобы прийти в себя. Злость вырывается изнутри шумными вздохами. Оседаю на лавку в предбаннике, чувствуя внезапное головокружение. Темнота…

Очнувшись, обнаруживаю себя в объятиях Германа. Он меня куда-то несет. И кажется, он совершенно обнажен!

— Отпусти! — толкаю в плечо, отчего меня будто простреливает током. — Куда ты меня тащишь? И оденься!

— Тебе стало плохо, сейчас вызовем скорую, — суетливо объясняет Герман, укладывая меня на диван. — И я одет.

Скосив глаза вниз, вижу крохотное полотенце, низко сидящее на бедрах. Кожа лоснится от влаги, я беспокоюсь, что он простудится, и одновременно хочу залепить себе глаза, чтобы не рассматривать голодным взглядом каждый сантиметр его тела. Ну почему, почему Самойлов чувствует себя вполне комфортно, а я — в жутком стеснении, обескуражена, голова полна вопросов.

— Не надо скорую. Я была у врача сегодня, со мной все в порядке. Просто… очень жарко, ты натопил баню по-черному. Это опасно, мог угореть.

Не спрашиваю, как он в баню попал, ясно, что напросился или мама сама предложила, меня другое интересует.

— Герман, вот только не говори, что было негде помыться, не поверю.

— Сегодня — негде. Твоя мама меня пустила, рассказала, как баню топить, но видимо, я переборщил. Волнуешься за меня, Настя? — спрашивает каким-то особенно чувственным голосом, у меня даже волоски на коже приподнимаются от волнения.

— Ничего подобного! Просто не хочу, чтобы ты в нашей бане в обморок свалился.

— Настя, сколько можно прятаться от себя? — шепчет Герман, внезапно оказываясь очень близко, и без лишних вопросов притягивает меня к себе. Поневоле хватаюсь руками за его плечи, мощные, твердые, незаметно для себя глажу их, наслаждаясь ощущением чистой мужской кожи, и чувствую, что млею и плыву, подчиняясь влечению. Я бессильна перед обаянием этого мужчины и своими к нему чувствами. Знаю, что он сейчас меня поцелует, и, вместо того чтобы отвернуться, смотрю в пронзительные голубые глаза и облизываю губы. Они пересохли от волнения и жаждут касаний Германа. Только от его поцелуев я плавлюсь и превращаюсь в… мягкую карамель…

Он сводит меня с ума своими поцелуями, страстными ласками, я тону в его омуте, растворяюсь, теряюсь, пропадаю… Каждая клеточка моего тела ощущает сумасшедшее, пьянящее возбуждение, но это продолжается лишь несколько секунд, потом страх остужает пульсирующую в венах кровь.

— Я ждал именно этого, — шепчет Герман, покрывая мое лицо поцелуями.

У меня вырывается глухой отчаянный стон, с усилием отталкиваю босса, упираясь обеими руками ему в грудь. Мне удается чуть чуть отодвинуться от него только благодаря тому, что он сам ослабил хватку; несколько невероятно долгих секунд замираю, потрясенно смотрю на босса широко раскрытыми глазами, пытаясь овладеть собой. В его взгляде читается насмешка и еще что то, не поддающееся определению. Он поднимает руку и нежно гладит меня по щеке, затем снова берет за подбородок.

— Я больше не могу… Твои игры сводят меня с ума, слышишь?

— Это не игры, Настя. Поверь уже! — проникновенно отвечает Самойлов.

Как же хочется поверить ему. Довериться.

— Во что я должна поверить? Отпусти меня… — только сейчас заметила, что он держит мою ладонь. — Ну пожалуйста! — добавляю умоляюще. Герман перемещает руки мне на плечи.

— Мы поженимся, Настя. Это все чего я хочу. Чтобы ребенок жил в полноценной семье, имея любящих родителей. Я люблю тебя!

— Ты, наверное, угорел в бане…

— Хватит трепыхаться, Синичкина! Я уже понял, это твоя натура птичья. Мне нравится твоя непокорность. Но я тебя не отпущу, вольная птица. Ты моя…

— Неужели не понимаешь, как трудно поверить? Когда ты Золушка… — мой голос садится почти до шепота.

— Я Золушка?

— Нет… Не путай меня… Это я Золушка. А ты — Принц. Зачем тебе все это?

— Зачем хочу жениться? Влюблен, поэтому.