Ребенок от мужа сестры

– Не поверишь! Они в два счета свалили, когда увидели тебя без сознания! Ничего не сказали. Прыгнули в машину и умчались, только эту акушерку бросили, она там верещала, но на своем, я ни слова не понял! Сестра твоя – просто тварь ненормальная! Посмотрела на тебя, и сказала что-то вроде: наверное это и есть справедливость. Как ее назвать после этого? Я схватил тебя на руки, в гараже была ещё одна машина, точнее, полная развалюха, и канистра бензина. Я доехал до дороги, и она заглохла. Ты без сознания. Не представляешь насколько мне было страшно.

– Спасибо, что не бросил меня! – смотрю на Антона с огромной благодарностью. Все же нельзя его назвать плохим. Да, в какой-то момент я относилась к нему как к врагу… Но он не бросил меня в трудную минуту! Спас, можно сказать. Теперь бы только добраться до больницы…

– Главное, что удалось машину поймать. Денег у меня нет, паспорт тоже у этой дуры остался. По-английски два слова знаю… Но этот добрый человек вроде понял, что тебе в больницу надо. Я пообещал что рассчитаюсь с ним… но не представляю как.

Перед глазами снова темнеет и я проваливаюсь в небытие. Наверное, это даже к лучшему, нет переживаний о том, помогут ли мне в другой стране без денег и документов…

* * *

Когда в следующий раз открываю глаза, я опять в незнакомом месте.

Пахнет лекарствами, в мою руку воткнута игла. Рядом стоит капельница.

Похоже, это все-таки больница. Первым делом касаюсь живота. Пытаюсь почувствовать шевеление ребёнка. Но ничего не чувствую… Что может быть ужаснее этой неизвестности? Боль, отчаяние, разъедают душу, я чувствую, что схожу с ума. Разум не может справиться со всем что свалилось.

Дверь в палату открывается. Вижу на пороге Марата и не верю…

Скорее всего, это галлюцинация, или сон.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой

– Ты проснулась, – произносит он с таким трепетом, что я сразу начинаю рыдать. Марат бросается ко мне, сжимает в объятьях. Всхлипываю громко, и словно опомнившись, он выпускает меня.

– Черт прости, я… сделал тебе больно?

Отрицательно мотаю головой, тянусь к нему и он снова меня обнимает, на этот раз нежнее, осторожнее.

– Я голову потерял, думал, что опоздал…

Рассматриваю его жадно. Бледный, осунувшийся, заросший. Выглядит так, словно неделю не спал, не ел.

– Как же я тебя люблю. Думал сердце разорвётся, пока мчался сюда, – произносит он глухо.

Его первое признание в любви. Столько всего случилось, а сердце все равно замирает от счастья, а потом начинает колотиться бешено, урывками. Горло перехватывает, но все же мне удается спросить шепотом:

– Сколько я здесь?

– Сутки без сознания.

– Что моим с малышом? – задаю самый главный вопрос, почти перестаю дышать в ожидании ответа. 

От мелькнувшей ужасной мысли, что с ребёнком могло случиться плохое, чувствую как по телу прокатывается озноб.

– Только не обманывай меня пожалуйста! Скажи как есть! У меня началось кровотечение, это очень плохо для ребёнка, я знаю… Я во всем виновата, – слёзы брызжут из глаз потоком, не могу их остановить. Марат молчит, это меня убивает, лишает последней надежды. И я продолжаю снова и снова обвинять себя, одновременно выпытывая:

– Скажи же! Скажи все как есть, умоляю!

– Тина, успокойся, малышка, – Марат обнимает меня, гладит по спине, по волосам. – С ребёнком все хорошо, девочка. Теперь все будет хорошо. Я больше не допущу чтобы с тобой случилось плохое. Всегда буду рядом.

– Но кровь… было так больно…

– Успели вовремя. Ты сильная, девочка. Ты умница. Не сломалась, добилась своего, вырвалась. Да, с ребенком были проблемы, но они позади. Теперь тебе придётся лежать на сохранении… Мне жаль, что все это произошло.

– Но он жив? Все правда хорошо? – смотрю на него с надеждой. Слезы текут из глаз непрерывным потоком. Но я верю Марату. Смотрю в его лицо. Он предельно серьезен. В его глазах боль… и надежда.

– Я бы не стал тебе врать, – отвечает он спокойно и я снова проваливаюсь в бездну. Стыд прожигает нутро, мне невыносимо смотреть в глаза любимому.

– Прости меня… прости. Это я врала тебе. Не должна была скрывать… Я не сказала тебе, что хочу увидеться с сестрой. Только твоей бабушке сказала. Анна Львовна заставила пообещать, что ее возьму с собой… Она чувствовала, что все не так просто! Твоя бабушка пострадала из-за меня… Я во всем виновата!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тина, прекрати, – вздыхает Марат. – Тебе нельзя нервничать. Ради ребенка, возьми себя в руки. Не надо покаяний. Ты ведь не хотела никому зла.

– Анна Львовна в порядке? Как она?

– Ее уже выписали. Она была в больнице.

– Ее сильно избили? Боже… мне так жаль. Я виновата!

– Перестань Тина, хватит, – Марат сильнее сжимает меня в объятиях, баюкает как ребёнка. Я рыдаю у него на плече от отчаяния и боли.

– Я должна навестить Анну Львовну, – произношу, когда получается наконец успокоиться. – Попросить прощения… Я всем приношу горе и боль… Папа, наверное, тоже в ужасе от произошедшего.