Ребенок от мужа сестры

Ян находит мою руку, окутывает своей большой ладонью, переплетая наши пальцы. Перевожу на него взгляд, пытаясь прочесть, о чём он думает в этот момент, как относится к нашему сыну: любит или же в душе пустота? Мысли роятся в моей голове, мелькая с такой скоростью, что трудно сосредоточиться на одной. Но я боюсь спрашивать напрямую, не зная, что ответит Бергер. Какой будет его реакция на всё происходящее?

Вчера при разговоре о нашем сыне я показывала ему фотографии Саши, внимательно следя за его взглядом, пытаясь прочесть, но он слишком был задумчив, разглядывая мальчика, словно ища сходство. Меня так и подмывало спросить: “Похож на тебя?”.

Я знала ответ, потому как каждый день смотрела в до боли родные черты, подмечая поразительное сходство с его папой. Он словно его точная копия, только совсем ещё маленький, но, когда вырастет, будет похож на своего отца.

— Чего ты боишься? — вдруг спросил мужчина, сидящий совсем близко, поглаживая своими пальцами мою тыльную сторону руки.

Повернула голову в его сторону, смотря в родные глаза, что с первого взгляда захватили меня в свою бездну и держат до сих пор, даже спустя тринадцать лет.

— А вдруг ты его не полюбишь, — на последнем слове голос почти стих.

Его глаза улыбнулись мягко так, что во мне разлилось тепло к этому большому мужчине. Вторая рука Яна двинулась по направлению к моему лицу, нежно накрыла мою щеку, ласково поглаживая. Он всё так же улыбался, но не проронил ни одного слова, словно все эти слова были лишь чепухой, моими тараканами в голове, как, собственно, и было.

Но мне хотелось знать, нет — чувствовать, что Ян любит Сашу, считает его своим сыном, хоть и понимала, что не могу надеяться на такое, потому как он даже его не видел. Лишь на фотографиях, которые я ему показывала. Но это так ничтожно мало. Маленькая капля в огромном море.

— Ты говоришь сейчас чушь, — слетает с его губ, а я слежу за его каждым жестом, пытаясь впитать в себя каждую чёрточку, и потом долгими холодными ночами вспоминать, лёжа в такой же холодной пастели.

— Я его уже люблю, малыш. Он мой сын. Сын от любимой женщины, — гладит пальцами скулу на щеке, переходя на подбородок, касается большим пальцем нижней губы, ускоряя мой пульс.

Тея

Мы стояли с Яном возле палаты нашего с ним сына, глядя на него сквозь прозрачное стекло. Заходить к нему не разрешали, но посмотреть, быть рядом, но на расстоянии, нам позволили, что отозвалось внутри меня маленькой радостью. Хоть на миг увидеть моё солнышко.

Ладонь прижимается к прозрачному стеклу. По щеке течёт одинокая слеза боли, отчаяния и страха, но рука, что сжимает мою ладонь, даёт силы, веру, надежду, что всё будет хорошо. Что мы всё преодолеем вместе, и с нашим малышом всё будет хорошо.

Его поддержка, забота, теплота вызывает щемящую тоску внутри, потому что наше будущее зыбко, а точнее, его вообще нет. А как бы я хотела, чтобы он был рядом… Нет, даже не со мной, а с Сашкой, которому он нужен.

— Хватит плакать, — Бергер сжимает мои пальцы сильнее, поворачивая меня к себе всем телом. — Ну, что ты нюни развела? Он мужчина. Наш с тобой сын, а значит, он справится, а ты не должна плакать, — подносит мою руку к себе, целует ладонь, от этого жеста внутри всё обрывается, и хочется плакать сильнее, но Ян действительно прав.

Я не должна плакать, а взять себя в руки, потому что мой сыночек всё чувствует, и я должна дать ему силы, чтобы он понял — всё будет хорошо. По-другому просто не может быть.

Качаю головой, и Ян тянет меня на себя. Падаю в его объятия, а он обнимает так крепко, прижимая к своей сильной груди.

Гладит по волосам, пропуская меж пальцев мои пряди. Целует в макушку, а я, повернув голову в сторону, смотрю сквозь стекло на нашего мальчика, лежащего под капельницей. Он такой маленький, крохотный. Его глазки прикрыты. Он выглядит таким одиноким и беспомощным рядом с нагромождением приборов, капельниц и трубок, что поддерживают сейчас в нём жизнь. Но уже не такой бледный, как был до этого. И это даёт мне веру, что всё будет хорошо. Просто по-другому не может быть.

— Я сделаю всё возможное, чтобы помочь моему сыну, — говорит в макушку Ян, продолжая перебирать мои пряди. — Нашему сыну, Ангел.

Одна рука Яна перемещается на талию, осторожно ласково гладит, вызывая неизменные мурашки по коже. Бергер так нежен со мной. Вот только почему? Этот вопрос стоит у меня в голове и никак не уходит.

Вдруг мои размышления прерывает трель мобильного телефона в сумке. Вздрагиваю от неожиданности.

— Тише, это всего лишь телефон, — ласково шепчет.

Отстраняюсь от мужчины, шарю в сумочке. На дисплее высвечивается имя моей сестры. Сердце пропускает удар, а лёгкие от волнения сдавливает. Что ей нужно и зачем вообще звонит? Что хочет узнать? Маловероятно, что соскучилась. Слишком хорошо знаю свою сестру-близняшку.

— Я отойду, — говорю Яну, поднимая на него глаза.

Тот кивает, но смотрит настороженно.

Отхожу на приличное расстояние и снимаю трубку, начиная разговор с родственницей.