Занявшись стиркой, я в очередной раз прокручивала в голове наш странный разговор с Рафаэлем про его мать и Ромку. И меня.
Вроде, мне даже должно быть лестно его решение: получается, никто из его семьи не будет знать, что не я родила Ромку, не я биологическая мать моему мальчику.
А с другой… неужели родные Рафаэля окажутся настолько безразличны к тому, откуда я сама, кто мои родные? Неужели матери Валеева будет неинтересно узнать, кто другие бабушка и дедушка её внука — пусть они уже умерли, но они же были! И брат мой был…
Замачивая Ромкин свитер с пятном, я почувствовала, что плачу. Потому что этот разговор — эта идея, которую озвучил Валеев, наглядно продемонстрировала моё место.
Нет, ничего ужасного, я оказалась именно там, на что, собственно, и подписывалась — он хотел жену и ребенка, он получил жену и ребенка. А я получила возможность остаться при сыночке.
Господи, ну почему же так тошно!
Я целый день избегала Рафаэля, стараясь как можно меньше встречаться с ним в квартире — тяжелое испытание, особенно когда ты живёшь в однушке. Но я к этому времени уже начала перебирать документы, решая, какие мне следует взять с собой, а какие можно уже и выкинуть за ненадобностью — я давно не разбиралась в бумажках, и за пару лет накопилась всякого… от справки из гарантийного ремонта телефона до банковской распечатки, которая мне уже была не нужна.
Неделя вообще получилась какая-то нервная, странная… и честно говоря, когда на выходных Валеев повез нас с Ромкой знакомиться с его матерью, я не ожидала от этого знакомства ничего хорошего.
Нет… вру. Я просто и так постоянно находилась как не в своей тарелке, нервничала из-за постоянного присутствия Рафаэля — если раньше он просто обходился одними поцелуями и целомудренными (это я сейчас понимаю, что целомудренными) объятиями, то с тех пор, как мы побывали у него дома… он как с цепи сорвался.
А я, только вернувшись в свою прежнюю жизнь, я поняла, что потеряла, согласившись на его предложение. Сохранила сына, но потеряла себя.
Валеева, судя по всему, всё устраивало — он вообще в рекордные короткие сроки влился в нашу с Ромкой семью и теперь уже именно он был её главой. А я так— превратилась в домохозяйку по уговору и удобную жену под боком.
Которая обслужит по всем фронтам, да ещё и послушно молчит. Красота!!!
— Ксан? — Рафаэль, поймав мой взгляд, нахмурился и тихо спросил. — Ты плохо себя чувствуешь? Хочешь отметить поездку?
Осознав, что всё это время я стою посередине коридора с полотенцем в руках, я замотала головой.
— Нет, прости, всё хорошо.
— Ты уверена? — поинтересовался Валеев. И тут же по-хозяйски положил руку мне на живот. — Если хочешь, я могу съездить за тестами.
— Дело не в этом! — воскликнула я, отскочив от Рафаэля. Он поднял на меня взгляд, который мне совершенно не понравился — тяжелый, злой взгляд.
— Надеюсь, — прицедил он сквозь зубы. — Но если ты ошибаешься, надеюсь, ты не станешь дурить.
Я не поняла, что имел в виду Валеев, и не успела его спросить об этом, потому что в коридоре появился Ромка.
«Мам, пап, а можно я бабушке в джинсах поеду?» — он покосился на Рафаэля. — «Или мне надо надеть что-то нарядное?»
«Джинсы будут в самый раз, сынок», — ответил Рафаэль, присев перед Ромкой на колени. Он, видимо, тоже почувствовал какой-то странный настрой нашего ребенка. — «Ром, ты что, не хочешь познакомиться с бабушкой?»
«Хочу», — шмыгнул носом наш сын. — «У меня нету ни бабушки, ни дедушки».
«У тебя есть бабушка», — возразил Валеев. — «Моя мама».
«А вдруг…» — Ромка шмыгнул носом. — «А вдруг я ей не понравлюсь?»
В коридоре повисла тяжелая тишина.
Вот же ж! Я из кожи лезла все эти годы, чтобы мой ребенок не чувствовал себя ущербным. Подумаешь, не слышит — ерунда. Сколько миллионов взрослых здоровых людей, которые могут слышать, но при этом не слушают, а понимают в услышанном и того меньше — куда меньше, чем даже мой семилетний глухой ребенок.
«Ром, да ты что?» — Присев рядом с Валеевым, я покачала головой. — «Почему ты вообще о таком подумал?»
Ромка снова шмыгнул носом.
«Мама, мне очень, очень хочется иметь бабушку», — медленно протянул мой ребенок.
И до меня только в тот момент дошло, почему он так себя странно ведет: до этого момента любовь родных для Ромки была чем-то безусловным. Есть она, и есть — а на всё остальное можно не обращать никакого внимания. Но мама родного отца, родная бабушка — другое дело.
«Ромка…» — жалостливо протянула я.
«Почему ты думаешь бабушке не понравится самый лучший мальчик в мире?» — спросил Валеев, прищурившись. — «Надеюсь, ты не придумал какой-нибудь прикол, чтобы напугать бабушку, а? Ну-ка показывай карманы»
Ромка моргнул и хихикнул.
«Папа!»
«Что — папа?» — притворно возмутился Валеев. — «Говорю же: показывай карманы. Поди, змею обманку куда-нибудь положил, да?
Ромка прищурился.
«А можно, папа?»
«Нет, конечно же», — замахал руками Валеев. — «Ты что, хочешь, чтобы бабушку очередной удар хватил. Никаких змей и никаких лягушек».
«А если…»
«Никаких если!», — авторитарно перебил нашего ребенка Рафаэль. — «И вообще, где твоя шапка?»