Ребенок открывает мир

Попробуем сделать еще один шаг. Но об этом — в следующей главе.

Где бывает волшебство?

Сколько бы ни прославлял современный мир успехи естественных наук, сколько бы ни демонстрировал свою веру в рациональное мышление и трезвый расчет, живет в нем и волшебство. Волшебство изобразительного искусства, поэзии, сказки. И тянется душа современного человека к «поэзии волшебства». А несколько веков назад не только народные массы Европы, но и многие просвещенные деятели эпохи Возрождения вполне искренне верили в невероятные возможности астрологии, черной магии, чародейства. «В эпоху Ренессанса,— пишет известный советский ученый А. Ф. Лосев,— гадали на трупах... составляли любовные напитки, вызывали демонов, совершали магические операции при закладке зданий, занимались физиогномикой и хиромантией, бросали в море распятия с ужаснейшими богохульствами и зарывали в землю ослов для вызывания дождя во время засухи. В массовом порядке верили в привидения, в дурной глаз и вообще во всякого рода порчу... околдовывали детей, животных и полевые плоды».

Наука развеяла эти иллюзии. Взамен кажущегося всезнания и всемогущества магии она дала человеку твердое и прочное знание. Дала ему пусть не такую большую, но действительную власть над природой. И все же понятия «магия», «волшебство» не исчезли из мира. Свергнутые с «престола мысли», они затаились, но не погибли. Уступив дорогу науке, где-то нашли они себе скромный приют в душе современного человека. Заняли в его сознании небольшую, но все же заметную «психологическую нишу». Где же она? Где в жизни современного человека такие сферы чувства и опыта, в которых и по сей день хранится вера в «настоящее» волшебство?

«И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца».

Да, Михаил Александрович Берлиоз, герой романа Михаила Булгакова, удивился, и было чему! А вот мы, читатель, этому невероятному событию удивились гораздо меньше. А иные, читая роман, и совсем не удивились. Почему?

«Одно дело — волшебство в романах, другое — в реальной жизни»,— скажете вы. Вот вы и провели первую грань, разделяющую всю реальность психической жизни современного человека на две части (будем называть их сферами психической реальности): сферу искусства и сферу обыденной реальности.

Та часть нашей повседневной жизни, где царят физический закон, рациональная мысль, где на все необычное, волшебное наложен невидимый запрет,— это и есть обыденная реальность. Как правило, мы попадаем в нее со звоном будильника. Вернее было бы сказать, выплываем, иногда с радостью, иногда с сожалением, ибо там, в «глубинах», в которых мы находились до этого, царит совсем иная реальность. Причудливый, хаотичный мир образов сновидения — то смутных, то удивительно ярких. Мир событий, то напоминающих нашу обычную жизнь, то поражающих своей странностью, алогичностью. Два человека могут слиться в одно лицо, добрый — вдруг оказаться злым, а злой — добрым. Предметы способны изменить свою форму и цвет, хижина превратиться в хрустальный дворец, а дворец — в хижину. И в этом странном, колышущемся мире обыденная реальность не оставляет нас. Мы продолжаем бороться с врагами, стремиться к своим целям, страшиться неудач. Но, вопреки всем препятствиям и границам, тайно желаемое вдруг осуществится, а то, чего в реальной жизни добился с таким трудом, в этом мире вдруг лопнет как мыльный пузырь! И великая радость и большое горе в этом мире ближе. Протяни руку — вот они! Здесь мир соткан нашей творческой фантазией, он — порождение наших желаний, страхов, надежд. Стоит о чем-то подумать — и оно тут же обретает зримые формы. Стоит чего-нибудь испугаться — и предмет страха, вдруг обретя призрачную реальность, уже приближается к нам. Вот где господствует анимизм! Предметы как бы знают и чувствуют наше отношение к ним, сознательно подчиняются нашей воле или препятствуют ей.