Ребята и зверята

Мы с товарищем не стали дожидаться подводы и отправились со станции пешком. Нам навстречу с крыльца бросились родные. Прибежал какой-то чужой, золотистокоричневый пёс, с волнистой мягкой шерстью. Повилял, попрыгал, порадовался.

— Это новый, ирландский сеттер. Отцу в премию дали. У него золотая медаль есть и грамота. Красавчик на редкость и очень культурный.

— А где же наш Райтик? — спросили мы разом.

— Райт совсем постарел: глухой стал, да и видит неважно. Вот он тоже бежит.

По половицам застучали когти. Сгорбленный и седой, в комнату вбежал Райт. Я его приласкал. Он потёр об меня один бок, другой, пробубнил: «Аа-бу-бу» —и улёгся на солнышке.

— Он тебя не узнал,— догадались родные.— Он ко всем теперь так ласкается.

Не узнал! Выжил старый из памяти. Я вздохнул. Райт лежал на полу и дремал. Не узнал!

За обедом ко мне подошёл новый сеттер. Я погладил его, и он сел у моего стула.

Райт поднялся. Рявкнул и сразу отбросил его к двери. После этого он потоптался на месте, поглядел мне в лицо и обрадованно сунул ко мне на колени свою голову.

— Нет, узнал! Ишь узнал как! Другого никого ко мне не подпускает.

Да, Райт вспомнил меня. В этом я убедился.

На другой день, когда все ещё спали, мы с товарищем улизнули на охоту с золотистым Красавчиком.

С первого выстрела мы убедились, что он никакой нам не помощник: то он поднял птицу раньше, чем нужно, то спугнул её ненароком. Уши у него развевались, хвост суетливо вилял, глаза были невнимательные, и весь он — оголтело-весёлый и непослушный.

— Привязать его мало на цепь, этакую дворнягу! — огорчённо сказал мне товарищ.— Только зря распугивает всю дичь...

Мы, измучившись, сели на землю и стали думать, куда нам податься теперь. Вдруг на бахчах закачались подсолнухи. На открытое место вышел кто-то белый и важный.

— Райтик! — крикнули мы.

Райт услышал и радостно кинулся к нам.

Первым делом он откатал по земле злополучного сеттера и велел ему «не соваться вперёд батьки в пекло». Потом, прочитав у меня на губах команду «вперёд», весь зажёгся, помолодел и уверенно засновал передо мною: слева — направо, справа — налево.

Стойка. Выстрел. Товарищ мой в полном восторге пошёл колесом и скорчил отчаянную рожу золотистому франту.

Перепёлка упала близко возле Райта, и он торжественно подал мне птицу.

— С полем, Райтик! С полем, верный, старый товарищ!

Мы взглянули на сеттера.

— Вот учись, рыжий неук! Следи, наблюдай и во всём подражай.

Щенок не вынес стыда, повалился на спину и жалко откинул заднюю ногу.

Мы все весело двинулись дальше.

Снова стойка. И выстрел. И опять Райт приносит добычу... Третью птицу нашёл и по всем правилам замер над нею, поджав лапу, щенок.

Товарищ прицелился. И Райт, отобрав у щенка перепёлку, вручил её мне.

Мы решили тогда разделиться. Товарищ с Красавчиком двинулись влево, а мы повернули направо.

Вскоре Райт опять отыскал и поднял для меня перепёлку.

Только что это с ним? В смятении он ищет убитую птицу и не может найти... Спотыкается, мучительно дышит: «Ах-ах!.. Ах-ах!»

Перепёлка упала за кочкой. Вон она там лежит, а старик уже в третий раз пробегает мимо неё.

Он не чует её и не видит.

Я украдкой достал перепёлку и подложил ему на пути. Так уж Райт не сможет её не заметить! И он, правда, сейчас же наткнулся на птицу и, роняя её от спешки, подал мне.

Долго Райт держал перепёлку в зубах. Он вилял, словно радовался, что сегодня я бью без промаха, не мажу позорно, как мазал когда-то, в первые наши охоты...

Славный, славный старик!..

Подбежал мой товарищ.

— Что? Ещё перепёлка? Вот это работа! Молодчинище Райт!

А я повесил ружьё на плечо и не стал больше стрелять. Мы в тот день просто долго бродили по плавням. Побывали на озере. Обошли все любимые наши места...

Это было в последний раз. Райт их больше уже не увидел.

БЕРДЯГИНСКИЙ ВНУЧЕК

Ивана Васильевича вы, наверное, знаете? Это тот, в очках, который ходит с бидончиком в молочную на углу Смоленского рынка и Шепетьевского переулка. У него пушистая борода на две стороны, а посерёдке торчит голый подбородок.

Он в мягкой толстовке и в мягких кавказских сапогах. И на голове у него тоже мягкая шляпа. И сам он весь мягкий, пушистый, так и хочется потрогать рукой.

Ну, что? Вспомнили теперь? Видали его, конечно.

Его все знают. Много лет тому назад он поселился тут поблизости, в Кривом переулке, в стареньком двухэтажном домике.

В двух крошечных комнатках помещается он со своей семьёй: с Марьей Петровной и Дамкой.

Когда Иван Васильевич приносит молоко, Марья Петровна варит кофе. Потом Иван Васильевич уходит на службу в статистику. Марья Петровна провожает его на лестницу и только успевает захлопнуть дверь, как вспоминает самое нужное.

Она бежит к окну, высовывается и кричит в переулок:

— Носовой платок взял? Очки не забыл?

И глядит ему вслед, пока он не скроется за углом.