Ребята Скобского дворца (Военная проза)

Царь ничего не ответил, поспешно удаляясь от городового. Шел он по-прежнему напролом, порой задевая встречных. Ему давали дорогу, сторонились и при этом ворчали:

— Безобразие!

На площади возле Крюкова канала маршировали запасные.

Мимо громадных, многоэтажных домов Невского, одетых в гранит и базальт, по широким асфальтовым тротуарам безостановочно текли потоки нарядно и пестро одетых люден. Блестели под полосатыми полотняными шатрами зеркальные витрины магазинов с выставленной в них всякой всячиной. Неумолчно звенели по блестящим рельсам красно-желтые трамваи, облепленные пассажирами. Стремительно пролетали мимо, сверкая лаком и сбруей, быстрые, как ветер, лихачи. Мелькали автомашины, оставляя позади себя серые дымки. Царь подошел к Казанскому собору, поглядел на массивные полированные гранитные колонны, на чугунные цепи между ними. Прошел по Аничкову мосту мимо вздыбившихся бронзовых коней, которых крепко держали бронзовые полуголые фигуры.

— Ишь ты!.. — удивленно качал головой Типка, поражаясь бесстрашию и мужеству окаменевших людей. Силу и ловкость он очень любил.

Теперь, когда он расставался с Питером, может быть надолго, все попадавшееся Типке на пути воспринималось по-особому, словно он видел это впервые.

Но вот людской поток на улице как-то странно заволновался, зашумел, когда мимо Типки проследовала нарядная кавалькада лошадей.

— Царь! Царь! — послышались удивленные голоса.

Вслед за казачьими конями, очищавшими путь впереди, показалась запряженная парой рослых белоснежных лошадей широкая черная коляска на дутых резиновых шинах. Рядом с казачьим офицером в парадном мундире на высоком облучке сидел и правил лошадьми дородный кучер-бородач. Во всю грудь у него блестели серебряные медали.

Позади бородача в коляске сидел вместе со своим сыном — наследником престола царь Российской империи Николай Романов. Был он в военном мундире с орденами и медалями на груди. У наследника тоже висела на груди серебряная медаль, и он тоже был в военном кителе и в фуражке с золотой кокардой.

Настоящего живого царя Типка видел впервые в своей жизни. Видел близко и отчетливо, в двух-трех шагах от себя.

Николай Романов тоже заметил босоногого паренька, подпоясанного огрызком ремня, с узелком за плечами. Взгляд Романова равнодушно скользнул по Типке, бесцеремонно вынырнувшему из толпы на самый край панели. Но взгляд юного наследника престола остановился на Типке дольше.

Царская коляска с многочисленной свитой позади проехала. Нарушенное движение восстановилось и пошло своим чередом.

Вдруг Типку кто-то окликнул. Он обернулся и... столкнулся с Катюшкой. Она шла следом за ним, очевидно увидав его издалека, и улыбалась во весь рот. Голубые глаза ее сияли.

— Убежал? — спросила она. Видя, что Типка тревожно и опасливо оглянулся, успокоила: — Здесь тебя никто не сыщет.

— Ухожу, — объяснил Типка, обрадовавшись встрече со своим человеком.

Порывшись в кармане, она вынула и протянула Царю кусок осыпанного маком кренделя.

— Бери... Я сегодня сытехонька... Настреляла с утра, — простодушно объяснила Катюшка.

Царь от кренделя не отказался. В свою очередь, он вынул из узелка яблоко, которое накануне принес ему Цветок, и протянул Катюшке. Поговорив, они расстались.

Царь теперь держал путь к Балтийскому вокзалу. По мостовой в походном порядке шли войска. Впереди несли развернутое алое знамя с золотистой бахромой. За ним, сверкая на солнце медными трубами, шел оркестр. И вслед шагали, четко отбивая шаг, солдаты со скатанными шинелями, с ощетинившимися штыками винтовок. Певуче звучали трубы. Выбивал дробь барабан. Далеко разносилась дружная многоголосая песня:

Плывет по морю стена кораблей,
Словно стадо лебедей, лебедей.
Ой, жги, жги, говори,
Словно стадо лебедей, лебедей...

По панели и по пыльной мостовой бежали мальчишки. Степенно шли взрослые, провожая солдат на войну.

В общей толпе шел и Царь, упоенный звуками марша. Шел в неведомую даль, не зная, какая судьба его ожидает.

Часть вторая 1917 ГОД

В НОЧЬ ПОД НОВЫЙ ГОД

Прошло более года с тех пор, как, спасаясь от полиции, Типка Царь ушел от своих друзей.

Поздно вечером, в ночь под новый, 1917 год, в Скобской дворец снова явилась полиция. Городовые ходили по квартирам и проверяли документы. Говорили, что ищут дезертиров.

— Снова обход, — сообщил домашним Николай Петрович, возвращаясь из чайной.

— Зачастила в наш дом полиция, — удивлялась мать Ванюшки Анна Николаевна. — Ходят. А зачем? Обезмужичел Скобской дворец. Сколько людей в армию забрали! Куда ни глянь — одни солдатки да подростки.

— Неспокойно среди рабочих. Трудовой народ голодает, — мрачно пояснил дед. — Война к добру не приведет.

Не успел дед еще что-нибудь добавить, как в прихожей чуть брякнул звонок. Все прислушались.

Звонок снова брякнул, уже громче.