– Значит так. Гращенко и Пахомов идут домой, потому что они всю ночь трудились и устали. А вот эти четверо бездельников в твоем распоряжении. Ровно час занимаешься с ними строевой подготовкой. А то на последнем смотре генерал сказал, что наш полк ходит хуже пожарников. Потом мне доложишь, и я проверю, как ты их натренировал.
Царь развернулся и скрылся внутри здания. Дрозд потер ладони и весело спросил:
– Ну что, сынки, потренируемся?
Яреев ответил:
– Сейчас мы тебя отведем за курилку и там заставим одного ходить в колонне по четыре.
– Напра-во,– скомандовал Ваня, – за угол шагом марш!
Яреев дал пинок Алмазову, который как бы прилип к асфальту, и строй, состоявший из четверых злостных неплательщиков, протопал за угол строения.
Там дружно достали сигареты и закурили. Некурящий Алмазов наконец-то пришел в себя и сказал:
– Надо же, какая скотина! И ведь все это, весь этот концерт только из-за денег!
Яреев хмыкнул:
– А то ты его не знаешь.
– Но он таким раньше не был.
– Это когда не был, когда ты ему при получении звания капитана восемь звезд из чистого золота подарил? – поинтересовался Палыч.
– Так это мы с напарником подарили, потому что он человеком тогда был, – ответил Алмазов.
– Ну да, ну да, – сказал Яреев,– я помню это время. Вы тогда после такого подарка месяца три в шоколаде ходили и ни черта не делали. Зато всех остальных он драл и в хвост и в гриву. Человека нашел! Да никогда он человеком не был, и никогда уже не станет. Аппетит приходит во время еды. Сначала ты с золотишком, потом еще кто-нибудь с подобным, и получайте, что заслужили.
Он сплюнул себе под ноги. Изя подумал немного и спросил:
– И что ж теперь делать?
– А ты ему еще майорские звезды подари. Он уже год майором ходит, а тебя все нет, да нет. Ау, где ты, Алмазов? – Яреев приставил ладонь к глазам, встал в картинную позу и оглядел окрестности. – Звезду для Его Величества!
Все рассмеялись. Кипятков предложил:
– Может, возьмем бутылку, да позавтракаем?
– Бутылку тебе, – Палыч выбросил окурок, – «Буратино» пей, токсикоман угарный. Но я – за предложение!
Яреев взглянул на часы и сказал:
– Уже десятый час. Раньше десяти нас не отпустят. Пока соберемся – будет одиннадцать. Употреблять будем часа два… Нет, вы – выходные, а нам сегодня еще работать. Да и Андрюша – непьющий.
Андрюша (он же – Алмазов, он же – Исаак Ааронович, он же – Израиль Моисеевич и так далее) поинтересовался:
– Сколько вы пить можете? Тут устал после ночи, как собака, ноги еле держат.
– Ты бы с нами лакал потихоньку и крепче б спал. А когда крепко спишь – лучше отдыхаешь, – заметил Палыч.
Алмазову, как и всем присутствовавшим, было лет тридцать пять. Роста он был среднего, тело имел пухлое и обладал, ко всему прочему, небольшим животиком. Волосы кудрявились над его высоким морщинистым лбом, под которым располагались два больших, хитро прищуренных глаза и породистый горбатый нос. Короче – не хватало только пейсов. За это во взводе его иной раз обзывали раввином и интересовались курсом библейских серебренников по отношению к современному доллару.
Дело в том, что основной способностью Андрюши было умение чувствовать подлинность денежных купюр чуть ли не на подсознательном уровне. Без всяких приборов он определял – фальшивая бумажка или нет. Не раз проводили эксперименты, подсовывая ему затертые купюры различных стран. Андрюша брал их в руки, вертел в пальцах, закрывал глаза и к чему-то прислушивался. Через минуту вердикт был готов. Ошибок не происходило. Правда, это касалось рублей, долларов, фунтов и прочих, более или менее приличных денег, включая йены.
Один раз его попросили проверить белорусские зайчики, но Андрюша, даже не взглянув на них, предложил использовать эти бумажки по другому, обыденному и всем известному назначению.
В свободное время Алмазов занимался перепродажей подержанных автомобилей. Яреев по этому поводу говорил, что если б не ближневосточная внешность, можно было бы смело отнести Андрюшу к представителям другого космополитического сообщества, то есть к цыганам. Тем более – фамилия соответствует полностью, да и род деятельности (торговля железными конями) также.
А так человеком он был неплохим. Правда, как-то очень лихо у него получалось проскальзывать между терниями современной жизни и всегда оставаться в стороне от глобальных головомоек. Но эта мелочь списывалась коллективом за счет его наследственной пронырливости.
Палыч спросил у Яреева:
– А кто кроме вас сегодня в ночь заступает?
– Гращенко с Пахомовым и Абакумов с Ивахиным.
– Понятно. Скучать не придется. Ваня: – Кривошапко обратился к Дрозду,– пойди к Царю, скажи, что мы уже исправились и нашагались.
Ваня ушел. Через пять минут он вернулся и сообщил:
– Дергайте домой, ему теперь не до вас. Там на него анонимка пришла и он, обдриставшись от страха, ворвался в панику как паровоз в тоннель!
Все дружно разбежались.
2