Читаем Речь против языка полностью

Написанные евреями на иностранном для них греческом языке Евангелия – это полемика с римскими законами, хорошие вести о возможности получить римский паспорт (примеч. dlxxii)[345]. Для не являвшихся гражданами евреев-апостолов, адаптировавших[346] слова господина, это была важная тема[347]. Словосочетание-оксюморон Квирин-Иисус в Риме времени Евангелий воспринималось ухом как еврей-шахтер или ишак-матрос (зебра) русским в Узбекистане.

Римские = русские (romani = russati) живут вместе с иудеями совсем не 200 лет (примеч. dlxxiii), а продолжительнее. История этого долгого события двух племен полностью не написана, однако новое в этом событии действительно началось 200 лет назад, когда массы еврейского населения стали подданными, но не гражданами, Российской Империи (в Риме подобное случилось с греками при Августе).

Евреи мыслили на германоподобном языке идиш, в котором словарь был полностью составлен из слов древнееврейского семитского языка. Взаимодействие идиша и великоросского языков напоминает событие древнегреческого и латыни. Из идиша произошло обогащение словарей многих ремесел, особенно уголовных и срамных. До прихода к власти большевиков еврейская масса плохо знала языки основ русской государственности: русской деревни и армии, но хорошо освоила язык городов, более того, стала создавать городской язык через СМИ.

Переворот 1917 г. привел множество евреев в начальники, что совпадает во времени с началом созидания языка психолингвистики. Обрусевшие евреи приняли за русский язык только его литературную часть, прошедшую цензуру и созданную лучшими представителями русской словесности. Русские крестьяне, хранители многовековой русской совести, воспринимались выскочками как невежественные животные. Дело дошло до того, что в начале XXI в. в дикость русского крестьянства поверил даже вышедший из городских патриарх РПЦ (примеч. dlxxiv).

В Империи римского народа (SPQR) тяжкие времена для ангелов-журналистов и других мимов-краснобаев настали после огречивания римского уклада при Августе и гонений на государственную прессу Тиберия. Тацит сообщает, что при Тиберии закон «Об оскорблении величия римского народа» начинает использоваться против ни в чем не повинных граждан (примеч. dlxxv). За неугодное слово или славословие присные эксперты начальства на местах легко шили уголовное дело с наказанием вплоть до вышки: распятия.

Никто не хотел загреметь по статье. Евреи, сочинители благих вестей о распятии Того на языке греков были очень изобретательными и смелыми людьми.

В сознании потомков римлян – славян – имеет место неоднократная метонимия (чаромутие) имен Бога, Христа и Иисуса – Иши, от лат. is, русск. Тот Самый (лат. ecce homo, греч. αὐτός. Низвержение идолов в Новгороде и Киеве перед крещением Владимиром являлось уничтожением календарных чучел[348]вроде Масленицы и Костромы (примеч. dlxxvi).

В начале своего княжения Владимир предпринял «первую (языческую) религиозную реформу»[349], стержнем и содержанием которой являлось провозглашение Перуна «богом богов», официальным верховным божеством страны (примеч. dlxxvii).

Древнейшее славянское предание: о борьбе Перуна со Змеем, во время которой Перун преследует Змея, а тот прячется от него, причем в конце Перун поражает Змея, спрятавшегося в дупле дуба. Оружием Перуна обычно являются камни (примеч. dlxxviii).

Срок службы газетных листков краток. Новости в Месопотамии, Сирии и Египте – diurni – наносили на каменные бабы kudurru (лат. caduceator, вестник, cadurcum, покрывало; русск. чадра и кадр, тур. čadyr, перс. čadir, фр. cadre, ит. quadro, рама (примеч. dlxxix)). То же самое делали полководцы Ассирии, Ашока и Канишка. Последними журналистами, разносившими по Всемирной Римской империи (республике) одинаковые известия, были ученики Мани.

В имени Перун (примеч. dlxxx) налицо совпадение с латинским корнем perunc– (perungo, мажу, натираю, perunctio, умащение; Перумаль – имя тамильского божества, соответствующего индийскому Вишну (примеч. dlxxxi)). Перун – значит Помазанник, Намазанный, то же, что греческое Христос (от хрко, мажу, натираю) или еврейское Мошиах.

Сходство литовского Перкуна и польского Jesse (Иисуса) увидел еще в XIX в. Й.Й. Хануш (примеч. dlxxxii). Из еврейско-немецкого имени Перуна – Пархим (Parchim)[350] на юге Мекленбурга (примеч. dlxxxiii) – русский язык обогатился словом «пархатый». Его принесли беженцы из Европы, рассказывавшие, что римские попы убеждены, что Христос был евреем. Поначалу это смешило русских, пока греческие попы из Киева не начали баить то же самое. Почувствовать эту шутку можно, если начать рассказывать нынешним евреям, что ихний Мошиах является русским.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Нарратология
Нарратология

Книга призвана ознакомить русских читателей с выдающимися теоретическими позициями современной нарратологии (теории повествования) и предложить решение некоторых спорных вопросов. Исторические обзоры ключевых понятий служат в первую очередь описанию соответствующих явлений в структуре нарративов. Исходя из признаков художественных повествовательных произведений (нарративность, фикциональность, эстетичность) автор сосредоточивается на основных вопросах «перспективологии» (коммуникативная структура нарратива, повествовательные инстанции, точка зрения, соотношение текста нарратора и текста персонажа) и сюжетологии (нарративные трансформации, роль вневременных связей в нарративном тексте). Во втором издании более подробно разработаны аспекты нарративности, события и событийности. Настоящая книга представляет собой систематическое введение в основные проблемы нарратологии.

Вольф Шмид

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука