Речь против языка

В еврейских семьях за чертой оседлости этому не учили ребятню, лишь в новом «Положении о евреях», опубликованном 31 мая 1835 г., появилось право обучения детей евреев в гимназиях, расположенных там, где позволено жить их отцам (примеч. xlvii). После изменения правил русского правописания в 1917–1918 гг. перестали учить основам понятийного мышления и русских детей (примеч. xlviii).

Иначе говоря, Выготский бредил. Примером такого бреда, например, являются его рассуждения о предмете, который он назвал свежим для русского языка, но малопонятным, как при его жизни, так и ныне, англо-латинским словцом «сексуальность»[34].

Особенное значение в этом отношении имеет комплекс Эдипа[35], из сублимированной[36] инстинктивной[37] силы которого почерпнуты образцовые произведения всех времен и народов. Сексуальное лежит в основе искусства и определяет собой и судьбу художника, и характер его творчества. Совершенно непонятным при этом истолковании делается действие художественной формы; она остается каким-то придатком, несущественным и не очень важным, без которого, в сущности говоря, можно было бы и обойтись. Наслаждение составляет только одновременное соединение двух противоположных сознаний: мы видим и переживаем трагедию[38], но сейчас же соображаем, что это происходит не в самом деле, что это только кажется. И в таком переходе от одного сознания к другому и заключается основной источник наслаждения. Спрашивается, почему всякий другой, не художественный рассказ не может исполнить той же самой роли? (примеч. xlix).

Рассуждая о «переходе от сознания к сознанию», Л.С. Выготский не учел разницы между значениями нового в русском языке слова «сознание» и привычного для русских слова «совесть». Согласно В.И. Далю, «совесть является тайником души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; нравственным сознанием, чутьем или чувством в человеке; внутренним сознанием добра и зла». Выготский, как Р. Декарт, понимал сознание как способность мыслить: Cogito, ergo sum («мыслю, следовательно, существую»). Однако есть огромная разница между переходом от одного способа мышления к другому и переходом нутряного восприятия добра за зло и наоборот[39].

Перестройка русской психологии с изучения души на изучение сознания двуногих запутала русскоязычных обывателей и ученых. На недопустимость подобного рода языковых мутностей указывал в начале XIX в. М.М. Сперанский: