Речи

11. Вот Гомер говорит: «Молил всех ахейцев, а больше всего двух Атридов», а я, прося за всех, особенно настойчиво ходатайствовал за Малха, так как опасность, ему грозившая, была более серьезна вследствие тяжести тех клевет, которые были на него взведены. 12. Север же на словах являлся прямодушным и говорил, что почтит Зевса Мейлихия кротостью, так что Александр, си-девший тут же, похвалил его за готовность к тому. Но что же оказалось потом? Он приказал заключенным ободриться и откровенно сообщить ему все обо всем, а Малху, сверх прочих речей, внушил надежду, что деньги найдутся [3]. На следующий день правитель соблюл это свое обещание, а на третий изменил ему. 13. Как с прочими он поступить, богу ведомо, а что касается Малха, лучше ему было бы трижды умереть и достаться на обед Полифему, чем подвергнуться тому, что его постигло, не смотря на то, что гражданский строй наш оставался прежним и не испытал переворота. Истязания, вида коих не выдержал бы иной без слез, если б им подвергнуты были люди из простонародия, таким подвергся тот, кто отправлял должности, кто от владыки получил пояс, трон, право судить, кто командовал воинами, кому не раз император адресо-вал свои послания. 14. Не будучи уже в состоянии скрыть своей ненависти, ни сладить с избытком её, он изливал весь запас злобы, что скопился в его сердце, доходя чуть не до сумасшествия. «Долой хламиду», и вот она на земле, «и первый хитон» и он там же, «и третий, льняной», и он с теми. 15. Возмутительно даже это и всякий был поражен, но в то время, как толпа ожидала, что он на этом остановится, Малха приподняли, подставляя его предстоящим ударам, и на земле оказались пучки прутьев. Так как приведенные ударами в негодность всякий раз откидывались, требовались свежие. То же соблюдалось и в отношении палачей: утомившагося сменял бодрый и последний был десятым в смене. Из них шестеро извели свою силу на удары по спине, а бока приняли на себя весь запас силы четверых, при чем это распоряжение, чтобы бока вместо спины подставлены были вооруженным пучками истязателям, отдано было этим злодеям. Обильно текла кровь, куски мяса, вырываемые из тела ударами, летели во множества. Малх до половины экзекуции кричал, затем оставался безгласен под ударами, так как истязание отняло у него силы для крика. 16. Какое же еще новое наказание мог кто-либр прибавит после этого? Ты отнял ту грамоту, в силу коей он отправлял должность. Совлек с него не одни только одежды, другие оставляя на нем, но все покровы. Ударам и счету не было. Предоставь же врачам и близким язвы на теле, не удастся ли им достигнуть того, чтобы они затянулись. Но он пошел дальше, предпринял нечто гораздо более мучительное для страдальца и способное внушить жалость зрителям. Он отдал его водить по городу, зрелище славное, нечего сказать, с этими глубокими ранами на теле, и не было никого кто бы не возрыдал и не ударил себя по лицу, не оплакал бы такое попрание законов. 17. Позору содействовали и шаровары, которых та часть, что над бедрами, не выдержала прутьев и ткань разлезлась, не оставляя прикрытия. При просьбе же Малха дать завязать чем-нибудь глаза, чтобы не видеть тех, кто на него смотрели, не нашлось человека, кто бы это дал ему, так как, хотя многие дали бы ему охотно, но страх, внушаемый им тем, что происходило перед их глазами, мешал им.

{3 Срв. о предмете обвинения, предъявленного Малху, § 20}

18. Тот же страх лишил Малха и тщательного лечения, так как врачи одни не являлись, другие пускали в ход не все возможные средства, зная, что Северу всего приятнее было бы услыхать о смерти Малха. И что уверенность их в этом была справедлива, засвидетельствовал сам обвиняемый, у которого слухи о смерти вызвали такое настроение, что видели, как он прыгал.

19. Позволив себе все эти поступки в таком резком противоречии с моим ходатайством за Малха, он заявляет, когда я не приходил к нему, что обижен мною, и послал Антиоха, чтобы убедить меня сохранить прежние с ним отношения. Но если ты можешь, Антиох, уничтожить то, что совершилось, и сделать так, чтобы этого будто и не бывало, вперед, идем, хотя ночь внушает другое. Если же то не в силах даже кого-либо из богов, к чему берешься того, кто является соучастником бесчестия Малха, убедить опозорить себя и пред всеми признаться, что он лишен чувства собственного достоинства и способен кланяться оскорбителям?