Речи

67. Удивляюсь, если тебе кажется странным, что города, которым выпало на долю долгое время иметь такого учителя, не обладают надлежащим строем. Не все ли полно было беспорядка, нерадения, небрежения? Законы не были ли бесполезною буквою, должности не продавались ли, людям под-властным не удавалось ли торжествовать над правителями, с вечера посылая дары, а с зарею чуть не подвергая их ударам? Разве справедливое управление не было предметом насмешки, а взяточничество не одобрялось? Разве дело долга не впало в бессилие, а не приобретало силу все, что хоте-лось, разве не был властен бессовестный человек остаться безнаказным? 68. Что же удивительного, если при таком произволе, предоставленном бесчестности, нравам городов пора эта причиняла порчу? Или ученикам плохих софистов невозможно стать хорошими мастерами слова [17], а в царствование бездеятельного [18] человека вселенной можно быть нравственной? И неумение пастухов губит стада, а беспечность царей воспитывает города? Какого приставишь к коням возницу, такой, жди, будет у тебя и колесница. 69. Почему же мы теперь считаем страну счастливою? Это потому, что к лечению её приступил искуснейший врач. Итак мы радуемся в ожидании, что он изменит нравы городов и сделает их лучшими. Что же удивляться, если ты застал недостатки, устранение коих твоя слава? Иной уже покупал плохо выдрессированного коня, в уверенности, что исправить своим уменьем. Таким образом, если бы он, впервые оседлав его, тотчас стал сердиться, замечая, что он не чужд недостатков, разве тебе не представляется что, получи конь голос от Геры, справедливо услыхал бы этот человек такие его слова: «Зная это, ты, однако, купил, и с уверенностью умением, каким обладаешь, отучить от непослушания. А для воспитания нужно время и упражнение, в течение коих, быть может, я исправлюсь».

{17 О τεχνΐται, срв. письма — энком. стр. 5.}

{18 ύπνηλόζ см. пояснение ркп. В2, срв. καΰενδω, в зпачении этого глагола у Либания.}

70. Мы все жили, государь, распущенно в прежнее царствование. Вступили теперь под иго более строгое. Попытаемся нести его. Прости малую вину и сделаешь нас лучшими, чем чтобы нам нуждаться в прощении. И что мы не просим чего либо необычайного и ты уже был на стороне прощения, для этого вспомни о том дне, когда ты называл нас бесчестными и желал спасти. «Они погрешили, но пускай получают пропитание. Они причинили неприятность, но пусть не голодают. Дай тысячу мер и прибавь три тысячи». 71. Это были слова смягчившегося, слова не окончательно ненавидящего, слова ожидающего перемены. Ведь ты не стал бы усердно беречь город, неизлечимо испорченный, если и этот поступок не был делом ненавидящего — мероприятия в защиту от чрезмерных ливней и спасении земли от опасностей, грозящих отсюда, когда тому проливному дождю ты подставил себя, находясь под открытым небом, у жертвенника [19], в то время как прочие, собравшись под крышей новой постройки, боялись, как бы, помогая плодам земли, ты сам не ощутил нужды во враче, но ничто тебя не отвратило от помощи.

{19 Срв. т. I, стр. 358, orat. XVIII, § 177.}

72. Вот как ты пренебрегал городом. В пользу него ты добавил и следующее, я слышал: Ты вопрошал богов, доживем ли мы до лета безмятежно, приняв решение, если бы кто предчувствовал беду, отразить ее обычными у тебя мерами. После этого, в пользу кого ты трудишься, чтобы они не погибли, тем замышляешь ли погибель в их отчаянии, и от голода избавляешь, а скорбям предаешь? И хочешь, чтобы город оставался, как весьма годный, а покрываешь его стыдом, как ничего не стоящий?

73. «Но во всяком случае нам надлежит поплатиться». Наказание мы претерпели, государь, и при том значительное и долгов, вот уже пятый месяц этому наказанию. Стеная, угрюмые я унылые провели мы их ничем не отраднее, чем заключенные в тюрьме, пораженные душою, с облаком, застилающим лицо, подобные тем, кто оплакивают безвременную кончину детей, проливая слезы, рыдая, ненавидя самих себя, почву, воздух, воду, дома, избегая встречных, друг друга, терзаясь ночью, скорбя днем.

74. Спас город Александр, спас, иначе не мог бы я выразиться, но жестокими словами, одними, брошенными в лицо курии, другими — язвившими народ, не за ежедневные проступки, — ведь всякий убеждал себя соблюдать порядок, но за тот один, раздраживший тебя, и в собрании всех людей с прочими был ты милостив, а против нас буйнее потока, так что жизнь для нас за то время была жизнью киммерийцев, в непрерывном мраке и ночи, и мы мнили, солнце для нас уже не всходит.

75. Какой еще ищешь кары на людей, изведенных скорбью? Дай же прощение, дай, государь, не за все под ряд, а за проступок, связанный с рынком. А продерзости во время процессы ты давно высмеял, а мы за них взыщем , так как не перестанем выслеживать проклятых и недолго остается нам захватить их. Прости же, ради богов, ради демонов, ради трофеев, ради самой философии. Ты являешься с великих подвигов, пусть будет и этот твой подвиг велик. Увенчай победы милосердием и не оставляй нас одних плачущими среди общего торжества всех людей.