19. «А кто, скажешь ты, мешает ему идти?» Многое и важное. Тюрьма, бичевание, лишение прав, обнажение для пытки, чуть не приближение шеста к спине, если бы Модест не соблаговолил того, что он крикнул для предотвращения пытки. Вот, что ему препятствуете, вот что связывает, вот что разлучает с близкими. Если кто-нибудь этого не устрашит, он увидите всякий город, но не свой. 20. Ведь не одна только пытка, государь, покрываете бесчестием претерпевших ее, но и тот. кто близок был к ней, теряете неприкосновенность своей гражданской чести. И если вступите с кем-нибудь в спор и соревнование, слышите, подобно претерпевшим: «Из тюрьмы вышедшему, с пытки, затылком одолевшему наковальни, говорить в сенате об общественных делах, в то время как ему подобало бы говорить в камере заключенным о виселице?» Вот что, может быть, скажет иной из ныне видных людей, а когда то ухаживавших за слугами Менандра. А этот человек тут проклянет Модеста, не отрубившего ему голову.
21. Как же исправить это? Как свершившееся вернуть назад? Уничтожить это, государь, чтобы того, что было, не было, невозможно, но можно загладить бесчестье, отсюда происшедшее. Врача тому другого нет, ты - один. Раз у тебя явится мысль украсить этого человека каким-либо почетным званием, позор покрыт, худая слава затенена, он становится известным, обладает свободой слова, сбросил с себя позор. 22. Сверх того, что второму естественно одолевать первое, как сказал Пиндар, то обстоятельство, что почтивший стоит выше опозорившего обладает большой силой для предания забвению унижения. И представится, что одно даровано по правильному суждению, авторов — промах, вызванный безумной жестокостью. Когда же все убедятся, что то, что он претерпел, было несправедливостью, они не будут более корить его за то, чему он подвергся, так как это произошло без вины с его стороны. 23. Таким образом тебе возможно уничтожить бесславие дома, соделав третье подобным первому. Когда оно уподобится первому, среднее и неприятное отступит назад и никто не станет твердить о Констанции и тюрьме, но о тебе и почести. 24. Какова же она могла бы быть, сам решишь, а мы будем признательны. Как легко дать ту, какую угодно будет предоставить, так тебе легко найти такую, какой подобает быть данной. Много, государь, способов почести, в коих можно получить высшую или низшую. А мы не станем спорить из-за меры. Во всяком случае, чтобы ты не дал, будет в честь получившему и нет ничего малого или скромного в числе того, что даруется благородной и божественной душею.
25. Если же кто-нибудь назовет нас назойливыми и желающими навязать тебе больше, чем необходимо, помощь положению отдельных людей, как будто недостаточным бременем являются заботы о городах, пусть знает, что не имеет понятия о самом важном из твоих достоинств. Это то, что твоя дума простирается до каждого рода и человека. Ведь людям более ограниченного ума трудно выслушивать чью-нибудь речь или вести беседу и о целом государстве, а человек великого духа, мы видим, радуется обилию подлежащих ему дел. 26. Итак царь наш воссядет для рассмотрения, каково положение того, другого, и потщится изменить скорбные? Но как же сможет? Лучше всего было бы, если бы было возможным обо всем самому и расспрашивать, и обдумать, и изменить то, что неудовлетворительно. Но так как это менее возможно, чем сосчитать песок, нужно по крайней мере не оставить без попечения людей, более способных и несчастливых вопреки своему достоинству. Одним из них является Аристофан. Многое приходить ему на помощь, и он не последний из мисийцев, но такой человек, который способен к ревностной службе тем, кто берется его облагодетельствовать. Что для тебя немаловажны его обстоятельства, легко понять.
27. Во первых, он грек, государь. А это значит быть одним из предметов твоего пристрастия. Ведь нет ни одного такого горячего поклонника своего отечества, как ты любишь почву Еллады, принимая во внимание её храмы, законы, искусство слова, мудрость, таинства, трофеи над варварами.