Речи

7. Итак наши предки были упорны в борьбе и не умели уступать демонам своих мест. А между тем им следовало, приняв во внимание, что чья то зависть обуревает город, немедленно после первого, если же нет, то по крайней мере после второго разрушения искать другой стороны, как тем фокейцам [1]. А они, в действительности, восстановляли и снова созидали город, не зная, что готовят его для новых бедствий.

{1 Herod. I 164}

8. Но если многие, грозные беды потрясли, граждане, раньше наш город, ни одно, сказал бы я, не сравнится с настоящим несчастьем. Во первых, не одно и то же тяжко страдать от природных врагов или встречать ненависть со стороны единоплеменников, от тех, чьих заботою подобало бы пользоваться.

9. Но как гораздо ужаснее быть гонимым отцом и иметь обвинителем родителя, чем подвергаться козням со стороны лиц, посторонних роду, так большее бедствие то, если римскому императору город представляется достойным разорения, чем потерпеть это на деле со стороны варваров.

10. В самом деле, последнее согласно с законом войны и напасть такая принадлежит к обычным, а первого примеров немного. И в последнем можно винить судьбу, первое же представляется выдержавшим проверку разума. И второе вызывает сострадание со стороны единоплеменников и они готовы помочь пораженным ударом, дружбы же первых всякий станет избегать, выдвигая эту ненависть, как признак большего разногласия в образе мыслей.

11. Итак, если город наш не пал, не надлежит радоваться или хладнокровно переносить недовольство нами, но если город, потеряв прежнюю славу, значится в числе самых злонравных, больше скорбеть, чем если бы мы видели врагов перед стенами. Мне же да будет дано прежде всего, оберегать жизнь и считаться честным, а если влечет к себе низость, смерть, граждане, легче порочности.

12. Таким образом, если и можно было бы не бояться за будущее, вследствие наличного позора надлежало бы прятаться от стыда, стенать, считать, что городу прилична та внешность, какую принимает на себя каждый дом во время похорон; а теперь, когда на нас тяготить такое бесславие, нет даже того, кто бы поручился, что мы не подвергнемся какой-либо непоправимой каре, если разве вы не получили из Дельф, без моего ведома, оракулов.

13. Итак, пока в разгаре пламя этого гнева, кто столь храбр, что не захочет трепетать? Разве не знаете, что, сколько силы в землетрясениях, в молниях, в морских наводнениях, столько и нисколько не меньше силы в царском гневе? Он силен войском против безоружных и, если дает знак разгромить город, самый большой из всех гибнет в малую часть дня силою рук, оружия, огня, прочего.

14. Тот же, кто не решается на столь чрезмерную кару, отняв у города все признаки такового, превращает его по виду в деревню. Взгляните на известную Каппадокию. Там богатый, значительный город, заботившийся об искусстве речи и бывший зимовкою императору, не раз исключался из списка городов, когда признано было, что он преступает в своей дерзости дозволенные пределы. Что же? Разве людям здравомыслящим не пристало трепетать, плакать, подумать, как бы загладить тот или другой из проступков?

15. После этого иной, поднявшись здесь с места, скажет: «Да где же тут с нашей стороны преступление, если и земля не дала того урожая, какой надобен был, и торговлю затормозили нововведения на счет рыночных цен?» Такие слова указывают на неблагополучие, если мы возбудили ненависть без вины со своей стороны. Таким образом благоразумие требует смириться и плакать, нарочно ли мы оскорбили милостивого владыку или без всякой вины с нашей стороны некий враждебный демон нас покрыл такою дурною славою.

16. Но так как с вашей стороны много заверений, что вы не сделали никакого проступка, а он заявляет, что он оскорблен самым чувствительным образом, я бы не желал быть судьею в таком процессе, потому что люблю обоих, отечество чту и государь требует уважения, друг мне по своей речи и, самое важное, в виду слов, которые я и он творим сродни [2] одни другим. Однако, так как нужно все отодвигать на второй план перед истиной и я вперед заявил, что, нимало не обинуясь, скажу, что думаю, и раз уже вступив в число советчиков, доведен до необходимости подать голос, надо сказать, что мне кажется.

{2 λόγους αδελφούς срв. т. I стр. 83, 1. т. II, стр. 124, 201.}

17. Даже если бы я часто говорил, антиохийцы, что государь напрасно вас обвиняет, я не мог бы убедить кого-нибудь, кроме вас. Ведь и благочестие к богам, и кротость к подданным, но натура, подобающая философии, и учения, содействовавшие природным свойствам, все это становится, и свидетельствуете, и чуть не вопиет против вас, что скорее город погрешил против него, чем он в чем-нибудь погрешил против вас.