Речи

3. «После дерзостного поступка страх воцарился», заметит иной. Конечно, у самих дерзких, для которых самое сознание за собою подобной вины вызывало необходимость в бегству. Но если кто не был сообщником ни в словах, ни в делах, в чем, и в том и в другом, заключалось оскорбление, в чему было ему волноваться и трепетать без какого-либо основания к страху?

4. Действительно, сказать, чтобы чему-либо подверглись оставшиеся, нельзя. Почему бежавшие не остались с этими, но будто по извещении каким-либо божеством, что остающимся нет спасения, но для всех оно заключается в одном бегстве, так пусты мастерские? К чему, оставив пустыми дома, наемные квартиры они шли, не зная, где найдут приют? [1]. И тут то те, у кого были ослы, мулы и верблюды, важничали и поднимали брови, отдавая их в наймы, так как ожидался большой приток нанимателей.

{1 Срв. orat. XXI § 20. }

5. И можно было видеть, как женщины с детьми отправлялись просить деревенских жителей, которых они не знали, уделить им часть земли, хоть не жилища. Велики ли последние! Или разве кто пустил бы в свою среду особ, ему незнакомых? И детям смерть приключалась одним от того, что они лежали на земле, другим и от падения с рук везших их, а смерть от голоду всем. Но все же они устремлялись на встречу такой веренице бедствий.

6. И первые, погибшие от этих причин, не служили прочим уроком, но одни нагоняли других для одинаковой судьбы, и примеры не склоняли к благоразумию, но, боясь тени бед, они бросались в величайшие. Самые же безрассудные следовали за женщинами; то и другое всякий осудит, сами ли они запугивали женщин, или не ободряли напрасно страшившихся.

7. «Происходил сыск, говорит он, и были люди, которые выслеживали преступников». Итак преступников, а не преступниц. Ведь женщины не творили беззакония и не представлялись виновными и никто не сказал и не слыхал, чтобы и женщины вмешивались в речь или дела того злополучного дня.

8. Зачем же понадобилось очищать город и женщинам, из коих немало можно было видеть беременных? Если мужчинам и предстояло подвергнуться какому-либо наказанию и бегство их имело смысл, женщинам никакого основания к тому не было. Но все же то меньшее, то большее число их, чем мужчин, выезжало, хотя им, конечно, не угрожало, чтобы их предали суду или подвергли бичеванию или аресту.

9. Итак из за такого напрасного страха, истратив те, при том небольшие деньги, какие у них были, на детей, просивших хлеба, не будучи в состоянии дать, оплакивая их голодающих, они их потом хоронили, затем умирали от той же причины. Ведь даже милостыней им нельзя было раздобыться пропитанием. Дело в том, что не у кого было получить, так как все терпели нужду, разве кто удалялся в свои поместья, но таких было немного.

10. Итак для женщин нет никакого оправдания, но то же обвинение должно иметь силу и против тех из мужчин, которые не были виновны. Тем, кого совесть не гнала, к чему было бегство, и при том, когда Цельз, всюду справедливый, и в этом процессе оказался таковым? Приступив к наказанию, он заботился не о том, чтобы побольше казнить из здешних жителей, но, чтобы те, кто действительно подлежали возмездию, одни только и потерпели его.

11. Он дал понять попечителям городских участков, что в случае клеветы они сами скорее погибнут, чем те, кого они предадут в качестве преступников. И некоторые, в виду подозрений в таком деле, узрели свои бока полосуемыми ударами, а те, которые по справедливости навлекли на себя обвинение, уличенные с величайшею строгостью, преданы были палачу. Итак и справедливость судьи устранила всякий неправый страх.

12. «Распространилась, скажет иной, молва, что нагрянут воины, чтобы истребить копьями и мечами жителей». Но никто не знает, чтобы когда-нибудь это бывало в случаях проступков со стороны городов. Ведь было бы бессмыслицей желать такого возмездия, какое в убыток налагающему его. А немалый, конечно, убыток государю погибель города. Тому, кто поступает так в гневе. свойственно,, конечно, не щадить и неодушевленные предметы. Какой же царь стал бы подвергать город такому возмездию, которое должно было уменьшить его державу?

13. Впрочем, если бы нечто подобное и было предпринято другими, не следовало бы думать, что последует за ними этот государь, который более рад не наказывать, чем наказывать. Свидетелем того время его царствования, которое знает за ним много случаев прощения во многих местах. Даже тех, кто возжелали самой царской власти и которым приговор делал смерть неминуемою, он спасал и оставлял жить.

14. Следовательно, и тот, кто опасался предоставления имущества в городе в жертву грабежу, что уже делали иные государи, дозволив воинам грабить, предварив их, в какую часть дня должен иметь этот разгром место, и они, мне кажется, боялись без основания. Ведь в отсутствие государей подобное никоим образом не делается, в случае же присутствия, если бы он пожелал и этим путем наказать, закон, говорят, не препятствует.