48. Рабствует он и стражам ворот, и племени гостинщиков, первым, дабы они не чернили его перед приезжими, вторым, дабы они его расхваливали перед останавливающеюся у них публикою. Может, конечно, и этот, и тот, и человек еще более скромного, чем они, положения уязвить мастерскую софиста. Он льстить и подделывается и к тому, кто является с чужбины, и к тому, кто отъезжает из дому, первому, чтобы, присутствуя вблизи, он не вел против него войны и не подкапывался под состав его школы, второму, чтобы по той земле, где пройдет, он не посевал неблагоприятной молвы о нем.
49. Самой тяжкой для него владычицей тяготеет над ним курия, коротким письмом могущая его и возвысить, и низвергнуть, и повернуть его долю, куда захочет, и если будет угодно ей, извергнуть и выставить толпу соперников, много и других у неё средств, представляющихся мелкими, но приносящих сильное огорчение. Если захочет он избежать их, ему нужно быть не новичком в рабстве. И он будет задерживаться у дверей правителей, льстя привратникам, и, оттолкнутый, снесет это, а найдя доступ, проявить поразительную признательность. Если он поступит подобным образом по отношению к хозяину двери, каков будет он с теми, кто всем заправляет?
50. Еще сокрыто, друзья, главное проявление рабства, но я выведу его на свет. Именно, являясь непрерывным, так как охвачено бесчисленными мотивами принудительности, оно возрастает и напрягается тогда, когда софист приступает к публичному представлению. Он нуждается в похвале и является с целью стяжать ее речью своею. День для него, лучший ли, худший ли, решает крик, если сильнее, означающий первое (т. е. удачу), если слабее, второе (т. е. неудачу). В этот момент никто не является ненужным, ни невежа, ни ремесленник, ни воин, ни атлет, ни педагог, ни те, кто носят для юношей книги на плечах, но всякий, сколько-нибудь способствующий шуму, и он — помощь речи.
51. Он становится тогда рабом во власти всех, кто обладает руками и языком. И всячески польстив и задобрив и сам, десницей, головой, взором, плащом, уходит, гордясь успехом, словно свободный, но не знает, что каждый из слушателей ушел господином исполнившего речь тем, что угодил рукоплесканиями и что еще предстоит ему дать приговор над сказанным. Итак, юноши рабствуют учителю, а учители и перечислить трудно скольким.
52. Быть может, иной из вас думает, что то рабство, под которое я подвел всякого человека, не оправдается в сфере правителей и я или оставлю эту область, или, стараясь насильственно и на нее распространять рабство, поставлю себя в смешное положение? Но утес трудно одолим, однако надо попытаться и робеть не следует.
53. Во первых, правителей у нас надо разделить на две половины. Ведь не все ни недоступны взяткам, ни падки на них, но одни таковы, другие нет. Итак, тех, которые осквернили руки дарами, как каких-нибудь незаконных детей, надо отделить от этого рода деятельности и названия. Ведь и покинувших строй мы бы неправильно стали называть воинами.
54. А подлинно правитель, чуждый взяточничества, трудолюбивый и вообще совершенный, разве, надо думать, де-лает что либо иное, нежели отцы относительно воспитания и прочего попечения о детях? А если отцов назовем рабами детей, не знаю, чем мы обидим их. Ради их они и деньги собирают, и устраивают дома, и пускаются в дорогу, и моря переплывают, и, надев доспехи, или побеждают, или умирают. Я вижу, и правитель, трудами своими доставляет благоденствие [6] устраивает мир, увеличиваем курию, устраняет ссоры и соскабливает старость со зданий. И если кого он бьет и предает заключению, он готовь бы был молиться, чтобы они не проникались гневом на него, принимая во внимание, сколько правителей городов было растерзано своими подчиненными.
{6 О είετηρία, редкое слово, Iulian., orat. I, p. 53, 17.}
55. Ведь и они, когда слывут пастырями народов, как в свою очередь отцы, радуются и считают, что подлинно отправляют дело правителей, если их признают схожими с пастырями. Но пастух, если он пастух подлинно, является хорошим рабом своего скота, который, во первых, высматривает пригодную воду и поит из такого источника, затем, наиболее полезную траву и на ней пасет и, давая возможность стаду спать и отдыхать в пору полуденного зноя, сам, вместе с псами, оберегает его от волков.
56. Много ухода со стороны пастухов за здоровым скотом, еще больше, когда напавшая болезнь губить его, а в свою очередь гораздо более хлопотливым надо признать тот уход, помощью коего правитель устраивает людская дела. Итак, или надо освободить в речи от того рабства пастуха, или согласиться, что и правитель — в рабстве. Ведь если иной утверждает, что он похож и на кормчего, снова подтверждается для него рабство. В самом деле: тот, двигая рулем и царствуя на корабле, с наступлением ночи считает счастливыми спящих из матросов, и сам с величайшей охотою присоединился бы к ним, вкусив сна, но власть его требует, чтобы он бодрствовал, и его одного попутный ветер не отпускает из рабства.