35. Так, как же это способствовал он преуспеянию искусства слова своею неразборчивостью в этих декламациях? Мое мнение, что он его понизил, когда всякий желающей обретал день для своей болтовни, а ты это называешь готовностью слушать и ревностью к речам. Мне же представляется, что, посетив после игры на кифаре Аполлона игру тех, что попрошайничают по питейным лавкам, ты стал бы претендовать на именование музыкального человека. 36. Но разве не замечаешь ты, что, если по тебе это ладно, ладно и то, если ты пойдешь на приглашение на обед кожевника или кузнеца и, пришедши к нему, возляжешь и примешься за кушанье и будешь одинаков за всякою трапезою? Или мы уклонимся от этого по общественному положению приглашающих, а безвкусием тех вещей удовлетворимся? Не знаешь ты, как поднимали на смех всякого из ораторов, когда такие выступали с лекциями, а ты предоставлял себя в распоряжение подносителей подобных угощений, уходя с коих, ты, как я слышу, и сам насмехался над ними? А было бы гораздо лучше отринуть назойливые приглашения, чем, в обиде на плохие речи, после винить искусство слова.
37. Сверх того, одних ты выслушивал, других не удостоил выслушать, хотя они ни чем не хуже первых, так что навлек на себя упрек в непоследовательности. Бак же это происходило? Ты бы и тут уселся, но если эти ораторы не говорили, это приписывали тем, чьи речи уже были произнесены, чьим мановениям ты повинуешься. Стыдно становилось каждому, кто был к тебе расположена всякая произнесенная речь тотчас выпрашивалась, и с такой настойчивостью, что это смех вызывало: на только что кончившего речь устремлялась целая толпа, не давая вздохнуть, взыскивая, приставая с ножом к горлу, как будто ты и завтракать будешь не в силах раньше, чем не получишь. Таки тех, кого ты застал в славе, ты своими поступками лишал той, какая у них была. Нечего сказать, удивительным пособником к успеху красноречия явился к нам ты, который и тех, что в прежнее время умели молчать, свел с ума и заставил добиваться того, на что до тех пор они не имели претензии!
38. Затем, ты твердишь, что все для тебя ничтожно сравнительно со мною и что ты мнишь видеть в лице моем своего отца. Однако этого отца, когда, по причине тяжелой степени его недуга, он был подвергнуть кровопусканию и когда вследствие бессонницы он особенно нуждался в утешении, не проведал он через посредство кого либо из друзей или хотя бы служебного персонала. Не говорил он и на выходах чего нибудь такого кому либо из моих близких, как бы следовало тому, кто не раз говаривал упомянутые выше слова. Напротив, отбыв в Финикию, ты прислал письмо с попреками на мое, которое делало попытку сдержать действия преступных людей, но не в силах было добиться их ареста.
39. Но вот, в чем еще ты сам себе противоречишь. Ты ненавидишь нашу партию за то, что она не относится враждебно к Кокку, а сам ему чуть не поклоняешься. Так, внушая Бериту забыть о всем, что он претерпел, ты в стремлении загладить зло превзошел обычную меру. Прочим это показалось чем то удивительным, а во мне укреплялась уверенность, что давно ты чтил и охранял, и желал упрочить его систему, так что не знаю, мог ли отец больше угодить ему, если таков был преемник его власти. 40. Вот почему безгласны все, у которых в руках доказательства его вины, а таких так много, что помещение суда оказалось бы для них малым. Но страх нажить себе какую нибудь беду, в случае, если не станут молчать, заградил им уста. Так те многие язвы остаются на веки, благодаря деловитому Икарию.
41. Он скажет, что слышал это от лиц сильных во дворце. Так говоря, он сообщает, кто виновник его беззаконий. Лучше бы было, если бы ему можно было сказать, что он ни в чем не провинился. Те в том заинтересованы, сказал бы я, а тому, кто слышал то, следовало дать простой ответ: «Меня посылают положить конец злоупотреблениям, а не усилить их. Тот, слышал я, допускал всевозможные беззакония, мне лучше оставаться частным лицом, чем так отправлять должность». Да чем бы ты серьезно пострадал, вступив в управление и отменяя, что возможно, из распоряжений Кокка? «Это сократило бы срок управления». Прекрасно, за то оно было бы прославлено. Лучше один день власти на началах справедливости, чем всю жизнь занимать трон без таковой. 42. Но тот, кто в огорчении своем искал себе извинения в своем поступке с Германом, сенатора Феникса, добровольно оставшегося на повинности, довел у нас бичеванием чуть не до смерти. В чем обвиняя? что явился не в сопровождении прочих. Если он один был в состоянии выполнить, а бедности прочих дело было не под силу? А если они избегали Емесы, не города более? Если, оставаясь там, скрывались? [22] А ты не оплакиваешь гибели такого и столь значительного города и не возвращаешь если не всех, то хоть части прежних его средств [23], а подвергаешь бичеванию беззаконно одного и объявляешь всем: «не справляйте повинностей, не будьте сенаторами, советниками, ступайте на военные должности большие и меньшие».