— Это долгий разговор. Любовь не сводится к этому но может все это включать в себя, и в этом случае вам недостает одного, или, — он поправился, — мне показа лось, что вам этого недостает.
— Чего же? — смеясь, поинтересовалась она, не оби девшись (он обратил на это внимание), словно принял;) сказанное им за истину.
— Говоря, я не должен забывать, кому я это говорю.
— Ну же, я вас внимательно слушаю.
С помощью голоса он ей послал обольстительную улыбку, и она ее уловила на расстоянии, потянула телефонный шнур и легла, чтобы было удобней вести этот выходящий за пределы приличия разговор.
Альковный голос увлекал ее в область томления и неги.
— Тут дело в жертвовании. Вот вы, вы ничем не жертвуете ради мужа, строите свою жизнь, а он вам помогает. Занимаетесь тем, что любите, рисуете. Им же вы интересуетесь меньше, чем, скажем, каким-нибудь чулком! — со смехом выдал он.
Как она любила его смех!
— Но это неправда! — запротестовала было она, но больше для проформы, вдруг осознав, что все обстояло именно так, как он говорит. — Вы слишком много на себя берете.
— Просто я вас изучил. Вы передо мной словно голая.
После этих слов ни с той, ни с другой стороны долго не доносилось ни звука. Ей нравилось с ним все, даже молчать.
— Вы уже были когда-нибудь уверены в том, что любите?
— Можно ли быть в этом уверенной? Я всегда сомневаюсь, поскольку вижу, что в супружеской любви я получаю сама столько же удовольствия, сколько счастья доставляю мужу. За чувствами скрыто столько заинтересованности и эгоизма, что я задаюсь вопросом, любовь ли это.
— Но по-настоящему проблема в ином, — рассуждал он.
— Как вы уверены в себе!
— Это чтобы позлить вас. Но я отлично понимаю, о чем вы говорите. Вы нуждаетесь в муже, и это смущает вас с вашей идеей альтруистической любви. И вам есть от чего смущаться, — продолжал альковный голос, действовавший на нее, как живая вода, — ибо вы не любите мужа.
Она рассмеялась.
— Но вы бессильны, вы получили такое воспитание, ваша цель — образовывать ячейку. Это и есть ваш брак: предприятие, в котором свои расходные статьи, свои прибыли, которое производит детей с помощью двух взаимодополняющих друг друга существ. Множество семей функционируют подобным образом, и в этом случае термин «семья» лишается каких-либо нравственных критериев, поскольку не имеет отношения к любви.
— А вы свою жену любите?
— Нет, мы с ней примерно как вы с вашим мужем.
— А вы уже испытывали любовь к женщине?
— Нет.
Он не лгал, не принимал позы, был искренен.
— А я? — спросила она.
— О, вы самая влюбленная из женщин, которых я знаю.
Оба покатились со смеху, потому что смысл его слов был как раз противоположным тому, о чем она спросила: «Вы меня любите». И он говорил ей об этом так, словно сама она об этом еще не знала, а он знал! Но ей не хотелось, чтобы ему все так легко сходило с рук.
— Зря вы так в это уверовали. Бывает, я и впрямь что-то испытываю к вам, но это лишь влечение.
— Вы ошибаетесь, и я вам уже говорил: вы и я — это уникальный случай, и дело тут не во влечении.
Нарочно ли он повторял это при каждом удобном случае? Ей вновь захотелось перечить ему: «Конечно же, во влечении!», но она промолчала, радуясь тому, что есть прозвучавшим словам, доверительным отношениям, взаимопониманию, не надеясь ни на что, ни на время, ни на случай, и ничего не просчитывая.
— У меня ни с кем нет такого строя отношений, как с вами.
— И я ни с кем не говорю о том, о чем мы говорим с вами.
— Надеюсь, — пошутил он и попрощался: — Ну, всего! Он стал частенько так с ней прощаться, и для нее это было как оскорбление, потому, наверное, что она никогда не хотела вешать трубку, из которой доносились звуки его голоса.
— Звоните! — умоляюще просила она иногда. Порой голос может быть способным на то же, на что и другие части тела, то есть совершать хватательные движения. Тогда он проникает в вас глубже, чем мужское естество. «Что может голос?» — думала она. Голос может поселиться в вас — в животе, в груди — и изводить, дразнить, разжигать вашу потребность в любви, приподнимать ее, как морской бриз юбку. «Неужели я влюблена в голос?» — мучилась она.
6