Он отдался естественным танцующим движениям тел. Она подстроилась под него. Да с такой легкостью, что он был немало удивлен тем, как скоро их тела нашли общий язык. Вот в эту-то минуту его и осенило, что они были любовниками в прошлой жизни. Да-да, они уже знали друг друга задолго до этого! Все было просто, без затруднений, непринужденно. Он еще глубже вжался в нее, чутко улавливая ее ощущения, сосредоточив внимание на внутреннем созвездии, которое оживало. Она была его отзвуком, его отголоском. Он был смущен. Можно ли и дальше не замечать, что она любит? Ему захотелось превратиться в ангела, преисполненного крепостью и нежностью. Его заряженное семенем оружие, вставленное в ее истекающую соками плоть, ходило взад-вперед, а он был постыдно счастлив и твердил ее имя: «Полина… Полина…» Она была затоплена блаженным потоком и уже удалялась от него в сферу своих собственных ощущений, ширящихся, растущих… пока вовсе не пропала куда-то, после вздоха. Наступила тишина. Та, кем она была, исчезла. Ее мозг, соскользнув со своего места, добрался до некой точки, где что-то мягко, неторопливо потрескивало и постукивало. Мало-помалу в недрах этого затмения она узнала, что была поющим пламенем, чьи жизненосные языки расходятся с кровью по телу. Ее белые щеки и лоб покраснели, высокомерная красота переплавилась в подвижную божественность черт.
Ее лицо было таким, словно с него в результате какого-то потрясения упала маска и оно обнажилось до самых своих потаенных пределов; волосы были растрепаны, как у утопленницы. Мягкие губы шептали ей что-то, но она уже не слышала. Зрелище белой вздувшейся наготы, предстающее его взору, стоило ему ненадолго открыть глаза, захватило его. Разум, живущий в их телах, был самостоятельным, отдельным от них. Жиль погружался в горячую мягкость ее лона, будто в пену морскую, как никогда четко ощущая, где начинается и кончается его собственная плоть.
Естество Марка Арну не имело ничего общего с естеством Жиля Андре. Оттого и ощущения Полины Арну были иными. Любовь извиняла все, подавляя и угрызения, и чувство вины. Их тела переплелись, и они отправились по волнам исконных ощущений, без единого слова научающих, что такое быть то внутри, то снаружи, и наоборот, быть то заполненной инородным телом, то опустевшей. Она была гладью морской, а он скользил по ее поверхности. В своих погружениях он касался ее подрагивающего дна. По его членам разлилось женское тепло. Он безудержно целовал ее. Позже, улыбающаяся, слегка утомленная, прикрывающая груди и глядящая на свой круглый живот, она еще раз продемонстрировала ему, чем были для него женщины: созданиями, предназначенными для любви.
Но она понимала, что таким же он мог быть и с другой.
— Вы любите женщин. Женственность. Но не меня.
— Вы ошибаетесь, — улыбнулся он. — Я ни с кем не переживал ничего подобного.
— Ну, не подобное, так что-то другое! — с сожалением проговорила она.
— Да, это правда. — Он не хотел ей лгать. — Женственность способна во всех своих обличиях покорить меня. Минутку!
Он выглядел таким счастливым! Его жизнелюбие заставило ее вздрогнуть. Она уже переживала, что придется расстаться, а он знай себе широко улыбается! Он видел, что она расстроена, и притянул ее к себе, не говоря ни слова. Она заплакала, не объясняя отчего, затем взяла себя в руки, и так они сидели, прижавшись друг к другу. Он гладил ее округлившиеся плечи и руки и ничем не мог ей помочь. Объятие выявило различие между ними. Когда же он вновь ответил на призыв ее горячего тела, его охватила такая невыразимая печаль, которой он не мог с ней поделиться. По ее блестящим влюбленным глазам он прочел, что от него она выйдет другой. Видно, женщины платят дань несравненному Эросу. Сила страсти, предельная нежность, непристойность оставляют по себе шрамы. Когда любовные утехи увеличивают женскую привязанность и боль расставания, что это — проклятие или мрачное изобретение мужчин? Словно пребывание тела в горниле страсти оставляет по себе любовь. Словно рождение детей, как и движения фаллоса, открывают для женщины безбрежные дали надежды, чудеса привязанности. Такова ли женская природа, или же это передается от матери к дочери? И все это вопреки ветрености возлюбленных. Полине не подняться с ложа любви прежней, с легкой душой. Расставаясь с нею, он увидит другую Полину. Как ей будет его не хватать! Как она будет жаждать встреч с ним, вооружившись долготерпением. А пока он снова припал к ее красоте и стал покрывать ее поцелуями. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Поскольку он ждал этого звонка, то был начеку и слышал, как на его этаже остановился лифт.
— Тс-с, — приложив палец к губам, прошептал он.
Они замерли. Было еще два звонка, после чего стукнула, закрывшись, дверь лифта. Они лежали друг подле друга, их сердца испуганно бились. Тишина и полумрак были их сообщниками.
— Ушел, — тихо выдохнул он.
Она почувствовала его дыхание на своей щеке. Она не насытилась, хотелось продолжения. Она утратила разум и здравый смысл.
— Испугались? — спросил он.
— Очень.
— Мне это ужасно понравилось.