27) Это ограничение покажется многим слишком узким. Весьма основательное и глубокое духовное развитие, богатый внутренний опыт легко могут встречаться там, где отсутствуют богословские знания, которые суть необходимое условие для замещения церковной кафедры. Неужели такие дарования должны всецело ограничиться узким кругом домашней жизни и религиозного влияния в ней? Разве такие люди, если они не могут стоять во главе публичных религиозных собраний, не могут и не должны все же действовать живым словом в более свободных и широких кругах? и разве нельзя им предоставить того неизмеримого влияния, которое дает писанное слово? На это я должен ответить двоякое. Во-первых, к семейной жизни само собою примыкает все, что в качестве свободного общения связано с семейным кругом; сообщать этому кругу свободную религиозную жизнь есть немалая задача, которая, однако, все еще недостаточно понимается и осуществляется. Если бы она надлежащим образом понималась и осуществлялась, то не могло бы случиться, чтобы в большой части Германии, и в особенности в высших и утонченных кругах общества, господствовало такое резкое противоречие между интересом к религиозным формулам и богословским спорам и домашней и товарищескою жизнью, в которой нельзя найти ни следа явственно религиозного характера. Таким образом, здесь имеется еще большая область, на которой может находить применение религиозное сознание. Однако более широкие собрания, выходящие за пределы естественного товарищеского общения и, вместе с тем, не имеющие целью составить самостоятельную общину, словом, всякие тайные общества суть всегда неудачные межеумочные создания, которые издавна приносили мало пользы истинному развитию религии, но часто созидали или таили в себе болезненные явления. Во-вторых, что касается религиозной деятельности посредством писанного слова, то было бы, конечно, весьма худо, если бы она составляла монополию духовного сословия; и мне кажется даже, несовместимым с духом евангелической церкви, чтобы духовенству принадлежала общая цензура над ней. Несомненно, здесь должна господствовать величайшая свобода; но совсем иное дело – вопрос, должен ли каждый иметь право сообщать таким путем свои религиозные воззрения и настроения и полезно ли, чтобы это часто случалось. Вред от потока посредственных романов и книжек для детей совершенно несравним с вредом от посредственных религиозных сочинений. Ибо последние, в противоположность первым, очевидно являются кощунственными. И здесь даже выдающийся легче впадает в посредственность. Ибо то, что здесь должно привлекать и пролагать себе путь, есть субъективное понимание общеизвестных предметов и отношений, а это может удаваться лишь при высокой степени наивной оригинальности или при истинном вдохновении, все равно, вытекает ли оно из последней глубины замкнутого в себе сознания, или из возбуждающей силы широкой и подвижной жизни. Вне этих средств может всегда получиться лишь нечто посредственное. Иначе обстоит дело с определенным родом религиозной песни. Этот род песни был у нас создан преимущественно мирянами всех сословий, и многое, что строгий судья признал бы посредственным, вошло в церковный обиход и тем приобрело себе в известном смысле бессмертие. Однако здесь этому содействуют два обстоятельства. С одной стороны, каждая церковная книга песен имеет лишь весьма ограниченную сферу применения, и здесь может оказаться пригодным то, что не имеет всех качеств, требуемых абсолютной публичностью. Многие из этих произведений наверно давно погибли бы и были бы забыты, если бы они должны были сохраняться в качестве чисто литературных трудов. С другой стороны, при общественном употреблении этого рода литературы действует еще многое иное, так что действие не должно принадлежать одному только поэту; его поддерживает композитор, через посредство которого более или менее привступает и действует то, что принадлежит к определенному ладу и всем знакомо; его поддерживает община, которая вкладывает в выполнение его произведения свое религиозное настроение, и литург, который указывает произведению поэта надлежащее место и общей связи богослужения.
Пояснения к пятой речи