Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник)

1) Так как здесь вопрос, уже и ранее обсуждавшийся, сведен к краткой формуле – именно к формуле: множественность религий и единство церкви или общины, – то это побуждает меня дать исполнительные пояснения к этому, по-видимому, парадоксальному положению. Здесь надо иметь в виду преимущественно двоякое. Во-первых, в каждой вере лишь более ограниченные ее участники столь тесно замыкаются в своем общении, что, с одной стороны, не хотят принимать никакого участия в религиозных отправлениях других вер и, следовательно, пребывают в полнейшем неведении их природы и духа и, другой стороны, из-за малейшего отклонения в вероучении готовы тотчас же основать особую общину. Напротив, более свободные и благодарные участники какой-либо веры стремятся не только присутствовать в качестве бездеятельных зрителей, но и, по мере возможности, принимать живое участие в богослужении иных религий, назначение которого состоит ведь преимущественно в религиозном обнаружении, и этим путем любовно проникнуть в душу людей, исповедующих чуждую веру. Без наличности такого общения между членами обеих евангелических церковных общин было бы столь же невозможно думать об их соединении теперь, как и сто и триста лет тому назад, – даже там, где они более всего перемешаны между собой; поэтому, кто одобряет такое соединение, должен также одобрять и это общение. Конечно, католик, например, может легче получать религиозное удовлетворение от всего евангелического богослужения, в котором он разве только ощущает некоторые пробелы, отчасти, по крайней мере, заменяемые иными элементами, чем протестант от католического богослужения, в котором для него выражены положительные черты противоположности между обеими формами веры и в котором он, следовательно, находит многое, что не может для него быть выражением его веры. Но все же должна иметься возможность не только индифферентно воспринимать богослужение, но и многое из него усваивать через внутреннее преобразование, исправление, приспособление к своей вере; и лишь тот протестант, который способен на это, может сказать о себе, что он понимает тип католической веры и проверил свою собственную религию через сравнение с первой. С этим связано и второе, именно что лишь стремление к такому всеобъемлющему и всесвязующему общению есть истинный и безупречный принцип терпимости. Ведь если совершенно устранить возможность хотя бы отдаленного общения, то не остается ничего иного, как признать различия в формах религии лишь неизбежным злом. Совершенно так же терпимость во взаимных отношениях между государствами, имеющими различное устройство, основана на том, что между ними все же возможно общение; а где прекращается последнее, там выступает сознание мнимого права вмешиваться в чужие дела, тогда как это вмешательство правомерно лишь там, где какое-либо устройство действительно разрушающе влияет на соседние государства, и никогда это вмешательство не может быть обосновано рассуждением или мнением о своем превосходстве. Но всегда только узкие умы приписывают себе такое право; более свободные же стремятся всюду завязать общение и тем выразить всеобщее единство человеческого рода, чем отнюдь не ослабляется их любовь к строю жизни их родины; точно так же и в области религии истинная терпимость далека от всякого индифферентизма.

2) На этом суждении, конечно, лежит сильный отпечаток времени, когда впервые была написана эта книга, – того времени, когда еще не существовало никаких общих крупных интересов, когда каждый из нас оценивал свое собственное состояние лишь по своим особым отношениям и не было ни следа общественного настроения, когда даже французская революция, хотя в ней и ясно обнаружился характер мирового события, рассматривалась нами совершенно эгоистически и, следовательно, получала весьма разнообразную и шаткую оценку. Лишь позднее, во времена несчастия, как и во времена славы, мы снова узнали силу общих настроений, а вместе с этим вернулись и сознание и утешение общей религиозности. И еще теперь легко можно измерять одно другим. Ведь где в делах отечества вместо ожидаемых поступков есть только пустые слова, там и религиозность пуста, даже если бы она казалась ревностной до суровости. И где интерес к улучшению нашего состояния вырождается в болезненную партийность, там и религиозность вырождается в сектантство. Отсюда видно, что живое пробуждение естественного и здорового общественного чувства более содействует ясности в религии, чем всякий критический анализ, который при отсутствии таких импульсов слишком легко становится скептическим, как на то намекают дальнейшие слова этой речи, и что ослаблять великие общественные интересы всегда значит также парализовать и направлять по ложному пути религиозность. Поэтому также религиозные общества, которые имеют тенденцию к обскурантизму, поступают хорошо, воздерживаясь от всякого соприкосновения с иными формами религии.