Что же касается, в частности, того, как дело здесь представлено, именно что такой момент есть всегда нечто чрезвычайное и что каждая возникшая этим путем религиозная жизнь должна быть совершено своеобразной, то на это можно возразить двояко. Во-первых, что уже в первую эпоху церкви, во времена возвещения апостолов, встречались массовые пробуждения христианского сознания и что и теперь иногда случаются такие как бы эпидемические пробуждения, не столько среди иноверцев, сколько преимущественно среди христиан, благочестие которых было заглушено мирскими заботами и делами. Если, поэтому, эти пробуждения нельзя считать чем-либо чрезвычайным, то, во-вторых, уже отсюда становится вероятным, что не каждый их результат будет чем-либо исключительным и своеобразным, тем более, что эти пробуждения часто бывают реакцией против широко и однообразно распространенной огрубелости или распущенности. Это подтверждается и опытом, который показывает, что в известные эпохи именно среди лиц, опирающихся в своей религии на такие явственно решающие мгновения, господствует до утомительности однообразная форма терминологии и одинаковая, часто весьма спутанная терминология в отношении связанных с этим душевных переживаний. Однако это тесно связано с непрочностью таких мгновений; и не в этом смысле моя речь противопоставляет обе формы религиозной жизни – внезапное ее пробуждение и постепенное развитие. В последнем всегда будет более преобладать общее, единичное, проявляющееся здесь, создано силой общего и подчинено последнему; своеобразное выступает в нем наружу более сдержанно и робко. Но таков же и характер религиозности, которая с виду опирается на такие внезапные мгновения. Проповедники, призывающие к религии, обычно выражают также лишь традиционный тип, который именно потому, что ограничивается немногими формулами, более всего способен потрясать тупые души, будь то отупевшие от ожесточения или от суетности. Такова сила, присущая этим проповедникам; и так как их воззрение требует таких моментов, то постоянно повторяющимся требованием их они действительно их подготовляют. И несомненная польза этого метода состоит в том, что в такие неоднократные мгновения прорывается наружу подготовленное потрясение, и усиливаются, сливаясь между собой, сознание полного ничтожества и сознание божественной благодати, – хотя то и другое имеет лишь весьма общий характер и вначале остается неустойчивым; этим постепенно укрепляется религиозная жизнь, которая, однако, теснейшим образом связана с указанным типом и именно потому остается робкой и убогой. Если люди, имеющие такую историю, скромно пребывают в своем кругу, то они нам ценные товарищи; и чем более также и люди, которые в мирском смысле высокообразованны и почитаемы, удовлетворяются в религиозной области этой ступенью, тем более трогательно это, столь же возвышающее, сколь и смиряющее явление. Но все такие люди здесь не имеются в виду, так как в них не развилась своеобразная религиозная жизнь; и мгновения, из которых созидается такая своеобразная жизнь и которые здесь разумеются, носят совсем иной отпечаток. Они возникают только в людях, которые уже и до того имели религиозное направление, но лишь в хаотической и неопределенной форме. Их источник не образуют следы внешних возбуждений; напротив, из постоянно возобновляющегося чувства недостаточности и несоответственности того, что дается извне, они подготовляются тихой внутренней мечтой и тоской, в которой именно из такого отрицания развивается нечто положительное, так что последние глубины души ощущают Божество и, осознав себя самих, более или менее внезапно проступают наружу. Таковы эти редкие явления, о которых даже самый беглый наблюдатель не может думать, что он исчерпал их, обозначив каким-либо общим именем.