Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник)

Люди обыкновенно боятся, что дружба не будет длиться долго; изменчивой кажется им душа, друг может стать иным, а вместе со старым настроением исчезает и старая любовь, и верность есть редкое благо. Они правы: ведь поскольку они вообще ведают что-либо за пределами полезности, каждый из них любит в другом лишь легкий покров, облекающий душу, ту или иную добродетель, подлинный внутренний смысл которой они никогда не исследуют; и если это растекается перед ними в волнах жизни, то они не стыдятся после многих лет признаваться, что они ошиблись в человеке. Мне не дана ни прекрасная внешность, ни что-либо иное, способное сразу пленять сердца людей; и все же каждый, не проникший в мое внутреннее существо, измышляет себе такую видимость. И вот, во мне любят то доброе сердце, которого я не хотел бы иметь, – то скромность, которая есть во мне нечто совсем иное, чем они думают, – то даже рассудительность, которую я от души презираю. Поэтому такая любовь уже часто покидала меня; но она и не принадлежит к тому достоянию, которое мне дорого. Мое достояние есть лишь то, что́ я сам создал и что́ я вечно сызнова добываю себе; как мог бы я считать своим то, что́ возникает из этой видимости, измышленной их тупым зрением? Моя совесть чиста: я не обманываю их; но поистине, я не допущу, чтобы ложная любовь преследовала меня долее, чем это выносимо для меня. Мне стоит хоть раз проявить свое внутреннее существо так, чтобы не оставалось места для недоразумений, – мне достаточно хоть раз подвести их к тому, что́ я таю, как драгоценность, в своей душе, и что́ для них невыносимо, – и я освобожден от мучения сознавать, что меня считают своим и любят те, кто должен был бы отвернуться от меня. Охотно я возвращаю им свободу, плененную ложной видимостью. Но я не сомневаюсь в тех, кто хотят любить действительно меня самого, мое внутреннее существо; крепко объемлет их моя душа и никогда не покинет. Они познали меня, они созерцают дух, и, раз полюбив его, как он есть, они должны любить его все глубже и вернее, чем более он развивается и выявляется перед ними.

В этом достоянии я столь же уверен, как в своем бытии; и я не потерял еще ни одного существа, любовь которого была мне дорога. Ты, кому суждено было покинуть наш круг в свежем расцвете юности, посреди быстрой радостной жизни, – да, я смею обратиться к возлюбленному образу, который живет в моей душе, живет вместе с моей жизнью, любовью и скорбью – никогда не покидало тебя мое сердце, моя мысль проследила твое дальнейшее развитие, как ты сам осуществил бы его в себе, если бы пережил новое пламя, возжегшее мир; твое мышление соединилось с моим, и беседа любви между нами, взаимосозерцание душ никогда не прекращается и продолжает действовать на меня, как будто ты живешь рядом со мной, как бывало. И вы, возлюбленные друзья, что пребываете еще в этом мире лишь вдали от меня и часто шлете мне свежий образ вашего духа и вашей жизни, – что значит для нас пространство? Мы долго были вместе и все же были более далеки друг от друга, чем теперь: ибо что́ есть близость, как не общение душ? Чего я не вижу в вашей жизни, то я представляю себе; вы близки мне во всем, что́ есть во мне и вокруг меня и что́ должно жизненно затрагивать ваш дух; и немногие слова подтверждают мне все или наводят на верный след, где еще возможно заблуждение. А вы, окружающие меня ныне со сладостной любовью, вы знаете, как мало меня мучит желание блуждать по земле; я твердо стою на своем месте и не покину своего прекрасного достояния – возможность в каждое мгновение обменивать с вами мысли и жизнь; где есть такое общение, там – мой рай. Если над вами властвует иная мысль, да будет так: для нас все же нет удаленности. Но смерть? Что же такое смерть, как не бо́льшая удаленность?