Хороший экзекутор не должен заставлять осужденных страдать, он действует быстро. Никто не мог бы помешать отцу действовать медленно. Но казнь — это не пытка! Это не допрос! Даже того, кто совершил ужасные преступления, мы казним потому, что таков закон. Но без ненависти. Мы не кровожадные звери! Конечно, разумеется, если парень хвастается своими «подвигами», тем, что мучил кого-то или совершал убийства, уже нет той жалости. Тут не нужно преувеличивать. Но никогда осужденного ни в какой степени не мучили и не обращались с ним плохо, даже если он совершил ужасные преступления. Нашей задачей не было заставлять их страдать. Экзекутор не будет вставлять пальцы в глаза осужденного. Если вы будете держать его правильно, как я объяснял, скрючив пальцы за ушами, он не может укусить. Хоп, хоп, быстро все сделано. Осужденный настолько застигнут врасплох, что реагирует редко. Значит, действовать быстро, придавая смелости осужденным. Не пугать их еще больше. Конечно, немного трудно говорить парню: «Не бойся!», когда он хвастается тем, что убил семнадцать человек, в том числе женщин и детей.
Экзекутор должен быть тверд, но не резок, уважать человека, который сейчас умрет, уважать, насколько возможно, его последнюю волю. Казнь проходит хорошо, когда каждый выполняет свою функцию точно, твердо и хладнокровно. Если один из помощников нарушает это правило, все испорчено. На одной из казней помощник N. сказал мне: «Когда осужденный опрокидывается, я закрываю глаза…» И поэтому однажды осужденный выскользнул из их рук и живым упал в корзину, где были уже два трупа. Тогда мой отец рассердился. Он обругал их после казни. Но он никогда не узнал, что мне говорил N. Я ему сказал: «Не говори об этом никогда моему отцу, потому что он больше не будет доверять тебе в этой работе!» Да, в итоге быть хорошим экзекутором — это быть человечным. Осуществлять казнь как можно быстрее, не затягивать ее.
Я видел пленку о казни Вейдманна, последней публичной казни, в Версале 16 июня 1939. Главным экзекутором был Дефурно, с первым помощником Обрехтом в качестве «фотографа». Были сделаны фотографии, на которых видно Вейдманна, лежащего на скамье, когда Дефурно еще не запустил механизм.[35]
Кажется, что Дефурно был медлителен, что он тратил время перед запуском. Он настолько боялся, что что-то пойдет не так, что двигался как в замедленной съемке. Там на фотографии хорошо видно, что с другой стороны, на месте «фотографа», никого нет.Это просто невероятно! Да, Обрехт стоит в трех метрах от гильотины. На фото хорошо видно: Обрехт стоит у головы, потом отходит в сторону и быстро возвращается, когда лезвие упало. Глядя на его положение, можно сказать, что Вейдманн должен был оставаться на скамье от пяти до семи секунд. Несчастный оставался вот так пять-семь секунд на скамье. Это бесчеловечно. Фу! Это должно было быть ужасно. Это как если кого-то посадить на электрический стул или другое что-нибудь и ждать пятнадцать минут, прежде чем подать ток! Да, нужно делать сразу или не делать вовсе. Я не знаю, почему Обрехт сделал это. Не знаю. Думаю, это была его первая казнь, он боялся пораниться или быть запачканным струей крови. Может быть, он боялся, что лезвием ему отхватит пальцы. В таком случае лучше поменять должность. Он не захотел рисковать. Пленка хорошо показывает, что когда падает лезвие, там никого нет! Обрехт не стоит у головы! Он сбоку. А уж такого никогда не видано![36]
Обычно «фотограф» держит голову.Если бы у них была гильотина образца 1868 года, как в Алжире, Вейдманну бы отрезало голову наполовину, и они бы заканчивали бритвой. В одной книге по поводу этой казни Обрехт пишет, что его работа была окончена. Окончена? Вовсе нет! Он должен держать голову. Работа окончена, только когда голова положена в корзину, не раньше. Я никогда не видел, чтобы оставляли так. Все помощники… даже во времена Дейбле, в Баланс в 1909 — посмотрите на казнь шоферов из Дром — на негативах «фотограф» держит голову, он стоит на месте.[37]
И поэтому тут «фотограф» не выполнил правильно своей задачи. Он не исполнил свою роль так, как его предшественники.Профессиональные уловки