Речи палача

Редкий случай — казнь женщины. Я, например, видел это только один раз. Да, казнь Мадлен Мутон произвела на меня впечатление, потому что это была женщина. Думаю, это была моя четвертая или пятая казнь. 10 апреля 1948 года в Бель-Аббес. Жена одного жандарма. Она отравила одиннадцать человек. Ее муж — я уверен, что он мог менять профессию. Потому что, задержи он вора, тот мог бы ему сказать: «О! А твоя жена отравила одиннадцать человек!» Так вот, что касается Мадлен, Берже и мой отец попросили — потому что не очень-то знали, как действовать, это был первый раз, когда им нужно было казнить женщину, — они попросили встретиться с ней. Да, на них произвел впечатление тот факт, что они должны были казнить женщину, и им было любопытно посмотреть на нее. Я не ходил в камеру с Берже и с отцом; как-то для меня было неловко — смотреть на эту женщину, которая завтра умрет. Так вот, накануне они пошли посмотреть, с кем имеют дело. Берже и отец вошли в камеру. Охрана ей сказала: «Мадлен, слушай-ка, тебе сейчас дадут твое белье, ты перейдешь в другую камеру, потому что тут маляр. Они будут перекрашивать камеру». И вправду Берже, перед тем как стать экзекутором, был маляром. Так вот, они с отцом выдали себя за маляров и делали вид, что измеряют камеру… чтобы посмотреть, с кем имеют дело. Женщина лет тридцати, христианка, красивая женщина, с каштановыми волосами, довольно высокая.

Так вот, назавтра, когда ее адвокат пришел ее будить, катастрофа! Она спятила. Адвокат все время говорил ей: «Не бойся, тебя помилуют. Женщин не казнят, тебя помилуют». Это и есть роль адвоката. Но, по-моему, так и получается, что некоторые ведут себя не так смело. Они убеждены, что их помилуют, и когда их будят, шок просто ужасен. Это жестоко. В деле Бюффе-Бонтем Бюффе был убежден, что его не помилуют, и когда он понимает, что ему отрубят голову, у него получается принять положение приговоренного к смерти. Можно подумать, что он обладает большей смелостью, но дело в том, что он готовился к смерти. Но тут Мадлен Мутон, при пробуждении… пфффф… ей стало плохо. Да, когда ее разбудили, она была совершенно ошеломлена и вдруг упала пластом; ей стало плохо. Она в обмороке. Тогда пришлось приводить ее в чувство. Таков закон. Прокурор позвал врача, потому что, согласно закону, перед казнью нужно находиться в сознании. Никогда не было чего-то вроде наркотиков для осужденного. Так вот, ее привели в чувство. И потом она отбивалась. На гильотине она дважды сказала: «Дети мои, дети!» Она была матерью двух детей, шести и восьми лет, я думаю.

Что касается туалета, для женщины это особый случай — это редко, исключительно — так вот, при этом стараются сделать вырез как можно меньше. Стараются как можно меньше вырезать рубашку или свитер женщины, потому что в противном случае, когда она отбивается, ее грудь выбивается из лифчика и вид становится непристойным. На ней была юбка. Отец прикрепил ей булавку на юбку. Но это не помогло: когда она опрокинулась, грудь выбилась из лифчика, юбка задралась, и были видны ягодицы. Думаю, именно поэтому всегда к женщинам были более чувствительны, и казней женщин было намного меньше. Мадлен Мутон крикнула: «Мои дети, дети!» и потом… Вот. Это просто. Но все-таки это меня задело, даже взволновало. Женщина! Это невозможно. Если бы я мог зачеркнуть те одиннадцать преступлений, если бы я имел власть сказать, что ее прощают, я бы сделал это! Но это было не в моей власти. Да и когда я думаю… об этих одиннадцати преступлениях, отравлении одиннадцати человек… все-таки это чудовище.

Первые станут последними

Другой обычай: когда было несколько приговоренных, наиболее виновного всегда ставили последним. Всегда, даже до Революции, если было четверо приговоренных к смерти по одному и тому же делу, главаря банды казнили последним.