Речи

(XLVII, 136) Всем, кто меня знает, известно, что после того как мое сильнейшее желание, чтобы было достигнуто согласие между сторонами, не исполнилось, я, по мере своих ничтожных и слабых сил, особенно ратовал за победу тех, кто и победил. Ибо кто не видел, что низы боролись за власть с людьми вышестоящими? В этой борьбе одни только дурные граждане могли не примкнуть к тем, чей успех мог обеспечить государству и блеск внутри страны, и уважение за ее пределами. Радуюсь и всем сердцем ликую, судьи, что это свершилось, что каждому возвращено его почетное положение, и понимаю, что все это произошло по воле богов, при живом участии римского народа, благодаря мудрости, империю, счастью и удаче Луция Суллы. (137) Что были наказаны люди, упорно сражавшиеся в рядах противников, я порицать не должен; что храбрые мужи, особенно отличившиеся во время тех событий, награждены, я хвалю. Думаю, что для того и сражались, чтобы это было достигнуто, и признаюсь, что я находился на этой стороне. Но если все это было предпринято, если за оружие взялись ради того, чтобы самые последние люди могли обогащаться за чужой счет и завладевать имуществом любого гражданина, и если нельзя, не говорю уже — препятствовать этому делом, но даже порицать это словом, то, право, война эта принесла римскому народу не возрождение и обновление, а унижение и угнетение. (138) Но в действительности это далеко не так; ничего, подобного нет, судьи! Если вы дадите отпор этим людям, то дело знати не только не пострадает, но даже прославится еще больше.

(XLVIII) И в самом деле, люди, желающие порицать нынешнее положение вещей, сетуют на столь значительную мощь Хрисогона; но люди, склонные хвалить нынешние порядки, говорят, что такой власти ему вовсе не дано. Теперь уже ни у кого нет оснований — по глупости ли или же по бесчестности — говорить: «Если бы только мне было разрешено! Я сказал бы…» — Пожалуйста, говори. — «Я сделал бы…» — Пожалуйста, делай; никто тебе этого не запрещает. — «Я подал бы голос за…»[98] — Подавай, но только честно, и все одобрят тебя. — «Я вынес бы приговор…» — Все будут хвалить его, если ты будешь судить справедливо и по закону.

(139) Пока было необходимо и этого требовали сами обстоятельства, всей полнотой власти обладал один человек; после того как он произвел выборы должностных лиц и провел законы[99], каждому возвратили его полномочия и авторитет. Если те, кому они возвращены, хотят их сохранить, они смогут получить их навсегда. Но если они будут совершать и одобрять эти убийства и грабежи и эту безмерную и ни с чем не сообразную расточительность, то я, далекий от желания сказать что-либо более резкое, — уже по одному тому, что это было бы дурным предзнаменованием, — скажу только одно: если наша хваленая знать не будет бдительна, честна, храбра и милосердна, ей неминуемо придется уступить свое высокое положение людям, которые будут обладать этими качествами. (140) Поэтому пусть, наконец, перестанут говорить, что человек, высказавшийся искренно и независимо, говорил злонамеренно; пусть перестанут считать дело Хрисогона своим делом; пусть перестанут думать: если он подвергся нападкам, то задеты и они; пусть подумают, не позорно и не унизительно ли, что люди, которые не смогли примириться с блеском всаднического сословия[100], могут переносить господство презренного раба. Это господство, судьи, ранее проявляло себя в другом; какую дорогу оно прокладывает себе ныне и куда пролагает себе путь, вы видите: оно направлено против вашей честности, вашей присяги, ваших судов — против всего того, что, пожалуй, только и остается в государстве чистым и священным. (141) Неужели и здесь Хрисогон рассчитывает обладать какой-то властью? И здесь хочет он быть могущественным? О, какое несчастье, какое бедствие! И я, клянусь Геркулесом, негодую не потому, что я боюсь или что он действительно может что-то значить; но потому, что он осмелился, потому, что он надеялся как-то повлиять на таких мужей, как вы, и погубить ни в чем не виновного человека, — вот на что я сетую.

(XLIX) Для того ли знать, от которой многого ожидали, огнем и мечом вернула себе власть в государстве, чтобы вольноотпущенники и жалкие рабы могли, по своему произволу, расхищать имущество знатных людей и наше достояние, посягать на нашу жизнь? (142) Если дело дошло до этого, то я, предпочитавший такой исход, признаюсь, что я заблуждался, признаю́сь, что был безумен, сочувствуя знати, хотя я, не беря в руки оружия, сочувствовал ей, судьи! Но если, напротив, победа знати пойдет на славу государству и римскому народу, то моя речь должна быть весьма по-сердцу каждому благородному и знатному человеку. Если же кто-либо думает, что ему самому и его единомышленникам наносят оскорбление, порицая Хрисогона, то он дела своей стороны не принимает во внимание, а заботится только о себе; ибо дело знати станет более славным, если будет дан отпор всем негодяям, а тот бесчестнейший пособник Хрисогона, который разделяет его образ мыслей, несет ущерб, отходя от участия в этом славном деле.