Речи

(XV, 42) «Не знаю, — говорит обвинитель, — какова была причина ненависти; что ненависть существовала, я заключаю из того, что раньше, когда у него было два сына, он того, который впоследствии умер, всегда держал при себе, а этого отослал в свои поместья». Мне при защите честнейшего дела приходится столкнуться теперь с теми же трудностями, какие выпали на долю Эруция при его злостном и вздорном обвинении. Эруций не знал, как ему доказать свое вымышленное обвинение; я же не нахожу способа разбить и опровергнуть такие неосновательные заявления. (43) Что ты говоришь, Эруций? Секст Росций, желая сослать и покарать своего сына, поручил ему вести хозяйство и ведать столькими и столь прекрасными, столь доходными имениями? Что скажешь? Разве отцы семейств, имеющие сыновей, особенно муниципалы из сельских областей, не желают всего более, чтобы их сыновья возможно усерднее заботились о поместьях и прилагали возможно больше труда и стараний к обработке земли? (44) Или он отослал сына для того, чтобы тот жил в деревне и получал там только свое пропитание, но не имел от этого никаких выгод? Ну, а если известно, что мой подзащитный не только вел хозяйство в поместьях, но, при жизни отца, также и пользовался доходами с определенных имений[41], то ты все-таки назовешь такую жизнь ссылкой в деревню и изгнанием? Ты видишь, Эруций, как несостоятельны твои доводы, как они далеки от истины. То, что отцы делают почти всегда, ты порицаешь, как нечто необычное; то, что делается по благоволению, ты, в своем обвинении, считаешь проявлением ненависти; то, что отец предоставил сыну, дабы оказать ему честь, он, по-твоему, сделал с целью наказания. (45) И ты прекрасно понимаешь все это, но у тебя так мало оснований для обвинения, что ты считаешь нужным не только выступать против нас, но также и отвергать установленный порядок вещей, обычаи людей и общепринятые взгляды.

(XVI) Но, скажешь ты, ведь он, имея двух сыновей, одного из них не отпускал от себя, а другому позволял жить в деревне. Прошу тебя, Эруций, не обижаться на то, что я тебе скажу, так как я сделаю это не для осуждения, а с целью напомнить тебе кое о чем. (46) Если на твою долю не выпало счастья знать, кто твой отец[42], так что ты не можешь понять, как отец относится к своим детям, то все же ты от природы, несомненно, не лишен человеческих чувств; к тому же ты — человек образованный и не чуждый даже литературе. Неужели ты думаешь (возьмем пример из комедий), что этот старик у Цецилия[43] любит сына своего Евтиха, живущего в деревне, меньше, чем другого — Херестида (ведь его, если не ошибаюсь[44], так зовут), и что второго он держит при себе в городе, чтобы оказать ему честь, а первого отослал в деревню в наказание? (47) «К чему переходить к этим пустякам?» — скажешь ты. Как будто мне трудно назвать тебе по имени сколько угодно людей — чтобы не ходить далеко за примерами — или из числа членов моей трибы или же из числа моих соседей, которые желают видеть своих сыновей, притом самых любимых, усердными сельскими хозяевами. Но на людей известных ссылаться не следует, так как мы не знаем, хотят ли они быть названными по имени. Кроме того, ни один из них не известен вам лучше, чем этот самый Евтих; наконец, для дела совершенно безразлично, возьму ли я за образец этого молодого человека из комедии или же какого-нибудь жителя области Вей[45]. Ведь поэты, я думаю, создают образы именно для того, чтобы мы, на примерах посторонних людей, видели изображение своих собственных нравов и яркую картину нашей обыденной жизни. (48) А теперь, пожалуйста, обратись к действительности и подумай, какие занятия больше всего нравятся отцам семейств не только в Умбрии и в соседних с ней областях, но также и здесь, в старых муниципиях, и ты, конечно, сразу поймешь, что ты за недостатком улик вменил Сексту Росцию в вину и в преступление то, что было его величайшей заслугой.