Речка Устья. Стихотворный рассказ об одной русской местности

Всех увечных кормили тем, что смогли

Заготовить до осени строгой.

Но потом...

А потом дни иные пришли:

Вассиан собрался в дорогу.

Последнее слово Вассиана

«Оставляю вам, братья, этот Троицкий холм,

Бедный храм деревянный, наше скромное дело.

Завещаю вам жить, не скорбя о былом,

И хранить то, что создано (может быть, неумело).

Исцеляйте больных, милуйте сирот,

Одевайте нагих, питайте голодных,

И давайте бездомным странникам кров,

Свои души смиряя свободно.

Не ищите вы славы у смертных людей,

Не считайтесь скорбями – кто выше, кто первый,

Вы служите Тому, кто всех первых первей,

И любите друг друга не лицемерно.

В мире много лихих сокрушителей стен,

Кто стремится всё время разбрасывать камни.

Нам же надо собрать братство душ, а затем

И настанет время нового храма.

Собирайте  же камни: и каменный храм

Здесь появится, если вы сложите основание.

Он не будет подвластен пожарным огням

И многих утешит...

Вот мое завещание».

Сон Вассиана: явление Устьи

«Уходи, если время настало прощаться,

Ты, и правда, совсем уж старик.

Что ж, тебе суждено в ту часть неба подняться,

Где вечернее солнце горит.

Ты окажешься там – за рябовским лесом,

За курышинским полем, – там, где

Кто-то синим платком  вытрет кровь из порезов

И повесит платок на звезде.

Но каким-то далеким безоблачным утром,

Видя крест колокольни и рожь,

По росе непокосной ты, верный мой спутник,

Как когда-то, к началу придешь.

Ты поклонишься здесь тишине и покою.

Крестным знаменем их осеня,

Ты в камнях не признаешь то, прежде родное,

Но сразу узнаешь – меня.

Ты пойдешь вниз, ко мне,

По пути узнавая

То, что раньше узнать не успел,

И заглянешь в лицо мне – лицо нашего края...

Здравствуй... отрок! Смотри – сколько дел».

2. Разорение

                Храм Святой Троицы...Основан  в 1492 году...

В 1548 году воздвигнут храм-башня  (ныне летняя церковь)...

                (Из надписи на памятной доске)

Ответ горожан полякам, подступившим под Углич

«Что вы грабите наши грады и веси?

Почто домогаетесь наших жен?

Зачем принуждаете к вашей вере,

Чтобы мы чтили не свой закон?

Или вера ваша – не прочней паутины

И не может без крови прожить?

Или жены ваши – не слаще рябины?

Так их надобно – научить!

Или пашни ваши – не богаче болота?

Так в них надо навоз положить.

Или пахари ваши – не пашут до пота?

Так их надобно – проучить!

Вы сидите в седле, небось, без подпруги?

Вы шатаетесь по Руси, как дым.

Мы вашему королю Жигимонту – не слуги,

И веры вашей панежской – не хотим».

–––

По весеннему снегу – черный монах.

Невозможно на это смотреть:

То в обитель летят горе и страх,

То движется черная весть.

Сам игумен встречает монаха-гонца,

А на том – нет лица, нет лица.

«Отец мой, я послан тебя остеречь,

Я из бедной Улеймы иду,

Там кругом уже польская речь...

Подожди: голова,  как в чаду.

Дай попить, отдышаться... Сейчас, сейчас...

Боюсь начинать рассказ.

Разорили поляки многолюдный Углич,

Куда ни посмотришь – огни и дымы,

Не осталось в городе прежних улиц –

От бежавших оттуда это узнали мы.

Единодушно и храбро защищали жители город,

Отбивали наскоки разбойных людей.

Угличане две битвы сражались упорно,

А в третьей – сребролюбцы были сильней.

Оказалось, на смерть не каждый готов:

Подкупили поляки наших стрельцов.

И не грянул на башне сполóшный набат,

И Волга не прянула в страхе назад,

И солнце не скрылось в холодном дыму,

И ужас видений – был лишь одному,

И звезды остались на прежних местах...

Воистину: предательства – давно уж не чудеса.

Да, мы каялись в храме Успения

В крамоле своей, ослеплении,

Великом своем душегубстве,

Сердечном своем кривопутстве,

В хотении блага тленного

И спасения душ непременного,

Но, видать, зла в себе не увидели

Ни простой народ, ни правители.

Вот – не стало града, и люди исчезли с ним,

А кто спасся – бредет по трущобам лесным.

Из церквей теперь виден лишь небосвод;

Кто в разрушенный храм молиться придет?..

Псы да хладные гады живут в алтарях,

Иногда лишь заходят отряды бродяг,

Чтобы в кости играть на досках икон,

А хоругви срывать и срезать – для попон,

Пить мирское питье из потиров...

Не настал ли уже конец мира?

А вчера до Улеймы дошла злая рать.

Приготовьтесь и вы, как и мы, умирать:

Все они на конях, скачут быстро,

И ведет их, должно быть, Антихрист».

«Что ж,– игумен сказал, – надо с честью суметь

Смертью страдной за веру свою умереть:

Нет ни каменных стен здесь, ни доброго рва,

И оружия нет, лишь мечи, но их два;

А несломанный меч – всего лишь один,

Чтобы вербу срезать для плетенья корзин.

Нам теперь успеть бы проститься,

Исповедоваться да причаститься,

Да силы собрать в ожидании

Жизни лучшей. А страда – ее оправдание.

Ныне участь желанная, братья, пришла,

Звоните скорее в колокола:

Пусть миряне, кто хочет быть с нами,

Собираются здесь, в этом храме.

А все деньги, что пахари дали на храм,

Чтоб они не достались жадным врагам,

Закопайте на месте условном.

Тот, кто выживет чудом и деньги найдет,

Пусть на холм их тому принесет,

Кто захочет построить всё снова».

(Лишь когда-то потом этот денежный след

Будет мальчиком найден на вспаханном поле.

Но пройдут сотни лет до того,

Сотни лет...