Речка за моим окном

Автор. В этом доме − тишина в большом дефиците. В прошлом году, когда я только переехал сюда, меня поначалу поразили жуткие вопли и стоны в соседних квартирах. Там постоянно кто-то кого-то душит, лупит головою об стенку; там бьют посуду и рубят мебель, а на следующее утро эти люди выходят из дому целыми и невредимыми, спокойными и улыбающимися; и каким-то таинственным образом не переводятся в квартирах нашего дома ни мебель, ни посуда, ни живые люди. Сколько было, столько и остаётся.

Трюффель. Странно. От нашего ведомства никто не работает в соседних с вами квартирах.

Автор. А я и не утверждаю, что вокруг меня живут ваши агенты. Это всё простые советские семьи. Очень милые, особенно, когда по трезвлянке. Вот, скажем, та семья, что живёт этажом выше, − приятные люди, дерутся довольно редко и даже почти не ругаются. Вот только жаль, что я каждый день вынужден слушать, как их доченька явно из-под палки обучается музыке.

Трюффель. Понятно. (Встаёт.) Именно таких − простых и советских − и надо в первую очередь изымать из обращения. Подождите минутку: сейчас не будет ни буйных соседей, ни музыкальных!

Автор. Помилуйте, Мефодий Исаевич! Какой же вы кровожадный!

Трюффель. А это мне по штату положено.

Автор. Ради бога! Не надо никого изымать!

Трюффель. Это − как вам будет угодно. (Спокойно садится.)

Автор. И вообще: странная у вас логика. Всякое зло исходит от вас и от вашего ведомства. Так какие же у вас могут быть претензии к людям, если они творят свои неблаговидные дела по вашему наущению?

Трюффель. Почтеннейший! Наши рекомендации − а отнюдь не наущения, как вы изволили выразиться, − носят не обязывающий характер: хочешь − слушайся нас, а не хочешь − поступай по-своему. Мы не в силах навязать человеку то, чего он сам не желает. Да вот взять, к примеру, хотя бы и вас.

Автор. Меня?

Трюффель. Да. Вы, как я подозреваю, пытаетесь уклониться от взятых на себя…

Автор. Да не уклоняюсь я!

Трюффель. Разве? (Достаёт из портфеля свиток пергамента.) Если это и впрямь так, то было бы невредно освежить вашу память кое-какими напоминаниями. Вот в этом документе, подписанном вами, говорится следующее. (Читает.) «Я, нижеподписавшийся, Полуботка Владимир Юрьевич, родившийся 12-го марта 1950-го года, в городе Новочеркасске, русский, проживающий по адресу: Россия, Ростов-на-Дону… И так далее, добровольно выражаю готовность выдать представителю потусторонней цивилизации − Трюффелю Мефодию Исаевичу − разработанную мною философско-историческую документацию…»

Автор. Не надо! Не терзайте мне душу! Я ведь ни от чего не увиливаю. Согласно контракту, я обязан в своём научном труде развеять то предвзятое, то негативное отношение… впечатление, которое сложилось у нашей… у земной общественности о вашей благородной просветительской деятельности на этой планете. (Мрачно, сам себе.) Во что я, по правде сказать, верю всё меньше и меньше.

Трюффель. Для нас главное − товар. А во что вы там верили или не верили, пока создавали его, − это уже не столь важно. Ну а что до людей вашей планеты, то им бы уже давно пора понять, что они и без нашей помощи творят на Земле такой ад, какого нет и не может быть в так называемом «загробном» мире, что они выращивают таких чудовищ, по сравнению с которыми любой наш дьявол − просто ангел. В вашу задачу, Владимир Юрьевич, входит спасти нашу репутацию. Поймите и вы наше положение. Может так случиться, что нашим двум мирам придётся поменяться местами, и тогда мои собратья, мои соотечественники и коллеги станут жить в постоянном страхе попасть за какую-нибудь оплошность к вам на Землю! Представьте, что может случиться, если человеческая злоба перерастёт в категорию вечную! Ведь тогда по законам Вселенной ад превратится в явление зыбкое и временное, а обезумевшие жители вашей дурацкой планеты − в вечное! Вы станете вечными злодеями, а мы − бренными и смертными беззащитными существами! И ваш ад будет пострашнее нашего! Ведь это только вы, люди, способны измыслить такие мерзости, как Политбюро, Соединённые Штаты Америки, Освенцим, Дружбу Народов или парады возле Мавзолея, а мы не сможем к этому привыкнуть − колхозы, лес небоскрёбов, атомный и химический дым − это для нас неприемлемая среда обитания! Если такое обрушится на нас, то мы просто погибнем!.. (Успокаиваясь.) Так что извините, господин Полуботка, но я вынужден быть настойчивым по отношению к вам. Равным образом, как и ко всем тем людям вашей планеты, с которыми я заключил подобные же контракты.

Автор. Поверьте, я сочувствую вашему положению… И я уже дописываю! Да-да: дописываю! Вот, сами посмотрите!