Речной бог

В конце концов я уговорил ее выпить немного разбавленного вина, но это было все, что она согласилась принять. Фараон увидел, как она пьет, и решил, что за его здоровье. Он поднял свою золотую чашу и улыбнулся ей, возвращая здравицу. Гости свадьбы приветствовали новобрачных веселыми криками.

– Таита, – прошептала она, как только великий визирь отвлек на мгновение внимание царя, – боюсь, меня сейчас вырвет. Я больше не могу здесь оставаться. Пожалуйста, отведи меня в мои покои.

Это было дерзостью и пахло скандалом, и, если бы мне не пришло в голову взять на себя роль врача, я бы не смог сделать этого. Однако мне удалось проползти на коленях к царю и шепнуть ему о просьбе госпожи, не привлекая излишнего внимания гостей, большая часть которых уже успела изрядно хлебнуть вина.

Когда я узнал фараона получше, то понял, что он человек добрый и тогда в первый раз доказал это. Выслушал мои объяснения, хлопнул в ладоши и обратился к гостям.

– А теперь моя невеста отправится к себе, чтобы приготовиться к предстоящей ночи, – сказал он, и гости, осклабясь, приветствовали это объявление веселыми замечаниями и криками.

Я помог госпоже подняться, но она сама поклонилась царю и покинула трапезную. В своей спальне вытошнила вино в чашу, которую я подержал для нее, и упала на кровать. Кроме вина, в желудке у нее ничего не было, и это подтвердило мои подозрения. Она действительно голодала последние два дня.

– Я не хочу жить без Тана. – Голос был слаб, но я хорошо знал ее и понял, что воля госпожи, как обычно, сильна.

– Тан жив, – попытался я утешить Лостру. – Он силен и молод и проживет еще лет пятьдесят. Он любит тебя и обещает ждать тебя до скончания века. Царь – человек немолодой. Не будет жить вечно.

Она села на мягком покрывале из меха, и в ее голосе зазвучала суровая решимость:

– Я женщина Тана, и никакой другой мужчина не получит меня. Я скорее умру.

– Все мы в конце концов умрем, госпожа. – Если бы мне удалось отвлечь ее от этих мыслей в первые дни замужества, я бы вывел ее из этого состояния. Но она слишком хорошо понимала меня.

– Я знаю, что ты задумал, но все твое красноречие не поможет тебе сейчас. Я собираюсь убить себя. Я приказываю тебе приготовить мне яд. Я выпью его сегодня.

– Госпожа, я не знаю, как готовить яды. – Попытка эта была бессмысленной, и она без всяких усилий сломила мое сопротивление.

– Я много раз видела, как ты давал яд страдающим животным. Разве не помнишь свою старую собаку, которая мучилась от нарывов в ушах, или свою любимую газель, искалеченную леопардом? Ты говорил мне, что яд этот действует без боли и смерть будет подобна сну. А теперь я хочу уснуть. Я хочу, чтобы меня забальзамировали, тогда я отправлюсь в иной мир и буду ждать Тана.

Я попытался переубедить ее:

– А как же я, госпожа? Ты только сегодня стала моей госпожой. Как можешь бросить меня? Что со мной станет? Пожалей меня! – Я видел, что она колеблется, и решил, что убедил ее, но она упрямо выдвинула челюсть вперед.

– С тобой все будет в порядке, с тобой всегда все будет в порядке. Отец с удовольствием возьмет тебя к себе после моей смерти.

– Пожалуйста, маленькая моя. – Я заговорил с ней как с ребенком, пытаясь в последний раз уговорить. – Давай поговорим об этом утром. При солнечном свете все будет выглядеть иначе.

– Все будет так же, – возразила она. – Я буду разлучена с Таном, и этот сморщенный старик захочет, чтобы я легла с ним в постель и занималась ужасными вещами. – Лостра заговорила громко, и теперь остальные жители царского гарема могли услышать каждое слово. К счастью, большая их половина еще не вернулась со свадебного пира, но я задрожал от страха, подумав, как отнесется к этим словам фараон, если ему передадут их.

В ее голосе появились резкие истерические нотки.

– Смешай мне яд сейчас же, на моих глазах, я приказываю тебе. Как смеешь ты ослушаться меня?! – Голос прозвучал так громко, что стража у ворот женской половины могла услышать его, и я не осмелился спорить с ней дальше.

– Хорошо, моя госпожа. Я сделаю это. Я должен принести сундучок с лекарствами из своих покоев.

Когда я вернулся с сундучком под мышкой, она ходила по комнате взад и вперед, а глаза горели на бледном горестном лице.

– Я слежу за тобой. Не пытайся перехитрить меня, – сказала она и стала смотреть, как я готовлю зелье.

Я насыпал порошка из алой стеклянной бутылочки. Я предупреждал раньше, что содержимое ее смертельно.

Когда я вручил ей чашу с ядом, в глазах у нее не было страха, и она задержалась, только чтобы поцеловать меня в щеку.

– Ты был мне одновременно и отцом, и любящим братом. Я благодарю тебя за твою последнюю услугу. Я люблю тебя, Таита, мне будет не хватать тебя.

Подняла чашу обеими руками, как будто пила за мое здоровье, а не принимала смертельный яд.

– Тан, милый, – заговорила, подняв чашу, – они никогда не заберут меня у тебя. Мы снова встретимся с тобой на дальнем берегу. – Осушила чашу одним глотком и бросила на пол, где та разлетелась на кусочки. Наконец со вздохом опустилась на кровать. – Подойди, сядь рядом со мной. Я боюсь остаться одна в момент смерти.