— Ничего особенного, — ответил Драко. — Когда борешься за свою жизнь, не обращаешь особого внимания на союзников.
— Тебе здесь не комфортно, это видно.
— Я взрослый человек, Грейнджер, и уж как-нибудь разберусь с этим. Я не собираюсь жаловаться на свои жилищные условия. По крайней мере, я жив.
Выражение ее лица немного смягчилось. — Разве не ужасно считать удачей, что умер только один человек?
— Нет, это война, — прямо сказал он. — Нам повезло, что умер только один человек.
— Ещё кто-то мертв..
— Все могло быть в разы хуже. — Он провел пальцем по краю своего стакана и снова поёрзал на стуле. — Кстати, что случилось с Тео сегодня?
Это был первый раз, когда он задал Гермионе настоящий вопрос, от чего её глаза чуть расширились. — Что ты имеешь в виду?
— В конце битвы Макнейр запустил в Нотта каким-то проклятием. Я не узнал этого заклинания.
— Ты о «Саксум Тоталус»?
— Да, о нем.
— Это редкое заклинание, — начала объяснять она, и ее голос превратился в бессвязный тон книжного червя, который он так хорошо помнил ещё с Хогвартса. — Его использовали в качестве метода пыток еще в тринадцатом веке, но в начале четырнадцатого им запретили пользоваться, потому что он считался слишком жестоким. Однако это интересное заклинание. Очень похоже на «Петрификус Тоталус», и многие историки считают, что..
— Грейнджер, — вздохнул Драко. — Сделай вдох.
Ее румянец был едва заметен в тусклом свете, но он уловил его.
— Извини, — пробормотала она.
— Как работает это заклинание? Казалось, что оно превращало Нотта в камень.
— Не совсем. На самом деле, оно только замуровывает жертву в каменный панцирь. В зависимости от силы заклинания результат может быть разным. Иногда жертв раздавливают насмерть тяжестью, иногда они задыхаются. Были даже случаи, когда заклинатели проделывали маленькую дырочку, чтобы жертва могла дышать, а затем оставляли её умирать от голода.
— С какого хрена ты все это знаешь? — спросил Драко. — И как ты узнала о контрзаклинании?
Она сверкнула ему понимающей улыбкой. — Прочитала в одной из наших «бессмысленных» книг.
— Туше, Грейнджер.
— Мое предложение все еще в силе. Ты можешь помочь мне с расшифровкой закодированных текстов.
Сузив глаза, он пристально посмотрел на нее, не зная, за чем именно он следит. Драко начал уважать её чуть больше после сегодняшней битвы, а также после её быстрой реакции на страдания Тео. Он всегда думал, что она до смешного умна, но никогда не ожидал, что она будет настолько искусна в зоне боевых действий. Это каким-то образом делало её менее… раздражающей. Опрокинув в себя стакан с виски, он позаботился о том, чтобы вновь не вздрогнуть перед ней.
— Может быть, — наконец ответил он.
— Ну, я бываю в дальнем читальном зале почти каждый вечер с восьми, если вдруг твое «может быть» превратиться в «да».
•••
— Твою мать, Грейнджер, эта штука разваливается.
— Если бы ты не был так не аккуратен…
— Я аккуратен.
— Нет, не аккуратен, Малфой!
Он впился в нее взглядом, хоть и знал, что это не особо повлияет на её дерзость. После трех недель, проведенных с ней в читальном зале по вечерам, она стала невосприимчивой к его устрашающим взглядам, не говоря уже о том, что они и раньше на неё не особо влияли. Хотя в первую неделю она определенно спорила меньше, но лишь для того, чтобы соблюдать порядок и тишину, теперь же Гермиона просто кричала ему в ответ, когда он начинал ссору. Их перебранки длились до тех пор, пока разговор не заводил в тупик, или пока один из них не вылетал из комнаты. Она приходила в дикую ярость, и Малфой не мог отрицать того, что ему в какой-то степени даже нравилось то, что она не уступала ему в остроумии, даже порой сама бросала ему вызов.
Она была единственным человеком, с которым он разговаривал в убежище, в других он не нуждался. Выносить ее темпераментное поведение и переменчивое настроение было более чем достаточно. Она слушала его, принимая к сведению любые предложения, которые он делал относительно их совместной работы, и было странно… приятно осознавать, что она считала его интеллектуально равным себе. В конце концов, она была самой умной ведьмой своего времени.
Но сегодня Драко Малфой был вне себя.
У него не утихала головная боль, прошлой ночью он едва вздремнул около часа, а сегодня Грейнджер вручила ему самую дряхлую и хрупкую книгу, которую он когда-либо видел. Страницы практически рассыпались между его пальцами. Раздражение нарастало с каждым клочком пергамента, который крошился в его руках. Глубоко вздохнув, он попытался ещё раз, но угол страницы оторвался, когда он сжал его кончиками пальцев.
— К черту это, — проворчал он. — Эту книгу невозможно прочесть, Грейнджер.
— О, ради Мерлина, – сказала она, придвигая стул поближе к нему. — Тебе просто нужно быть нежнее, — осторожно, бережно она притянула книгу к себе, переворачивая страницу своими ловкими пальчиками. — Смотри.