Red Notice (Russian Edition).

Первой высказалась Ольга Голодец, вице-премьер по социальным вопросам. В интервью «Форбсу» она заявила, что «закон противоречит семейному кодексу и международной конвенции о правах ребенка, согласно которой интересы и права ребенка должны быть приоритетом при принятии государственных решений».

Министр образования Дмитрий Ливанов написал в своем микроблоге: «Логика как бы „око за око“, но логика неправильная, так как могут пострадать наши дети, которым не нашлось усыновителей в России».

Даже глава российского МИД Сергей Лавров, проводник внешней политики Путина, отметил: «Это неправильно, но я уверен, что в конечном итоге Госдума примет взвешенное решение».

Путин заставлял всех ходить по струнке, и вдруг такое беспрецедентное проявление нелояльности. Я начал думать, что, возможно, за запретом на усыновление стоит не он. Я очень надеялся, что это так и здравомыслие в конечном итоге возобладает. Беззащитные детишки не могут быть орудием в этой схватке.

Путин, который редко выказывает свои намерения, считается одним из самых непредсказуемых политиков в мире. Непредсказуемость — его стиль. Он хочет иметь свободу маневра, но при этом никогда не отступает и не показывает слабости. Предсказать его дальнейшие действия было невозможно, но мы знали, что некоторые ответы придут, и произойдет это во время ежегодной четырехчасовой пресс-конференции президента, назначенной на двадцатое декабря 2012 года.

Это тщательно отрежиссированное шоу для масс: большинство вопросов — безобидные или поверхностные, их обычно задают журналисты, подготовленные администрацией президента, или те, кто практикует жесткую самоцензуру. На таких спектаклях редко случались неожиданности, но я знал, что здесь Путин впервые приоткроет свои карты и все-таки выскажется о запрете на усыновление.

Я смотрел прямой эфир в офисе. Ко мне присоединились Иван и Вадим помочь с переводом и выяснить, что же скажет Путин. Первый вопрос задала журналистка из интеллектуального глянца «Сноб» Ксения Соколова:

«В ответ на принятие американцами закона Магнитского Госдума приняла запретительные меры в отношении американских граждан, которые хотят усыновлять российских детей-сирот. Считаете ли Вы такой ответ действительно адекватным? И не смущает ли Вас, что дети, причем самые обездоленные и беспомощные из них, становятся инструментом в политической борьбе?»

Путин сменил позу за огромным угловатым столом и постарался уйти от ответа. Он пытался выглядеть невозмутимым, несмотря на то, что мероприятие с самого начала отошло от намеченного сценария.

«Это, безусловно, недружественный в отношении России акт, — заявил он. — Насколько я знаю опросы общественного мнения, большинство граждан негативно относятся к усыновлению иностранцами наших детей». Затем он долго говорил, упомянув лагеря в Гуантанамо и Абу-Грейбе и секретные тюрьмы ЦРУ, будто их существование оправдывало преступления, которые совершались в России.

По прошествии трех часов пресс-конференции из полусотни заданных Путину вопросов шесть имели отношение к Сергею Магнитскому и российским детям-сиротам. Путин заметно злился.

Наконец незадолго до окончания мероприятия поднялся журналист Сергей Лойко из газеты «Лос-Анджелес Таймс» и сказал:

«Я возвращаюсь назад к Сергею Магнитскому, потому что Вы про это говорили. У России было три года, чтобы дать ответ, что же случилось. И тогда не было бы никакого „списка Магнитского“, вы не ругались бы с Америкой, дети поехали бы в Америку, и все были бы довольны и счастливы. Но ответа нет. Что там?

Вы проявляете недюжинную осведомленность в других громких уголовных делах, я не буду их называть. Мне хотелось бы услышать от Вас ответ на вопрос, что там с 230 миллионами долларов, которые якобы <...> инспекторы и полицейские — милиционеры в прошлом — украли из бюджета. На них можно было бы отстроить прекрасные детские дома, и Медведеву не приходилось бы голословно говорить, что мы что-то должны сделать. Уже бы это было, и мы бы могли держать сирот в нормальном состоянии.

Что произошло с Сергеем Магнитским? Почему для него наступил 1937 год? Хорошо, что он не для всех. Но почему он все равно возвращается в нашу жизнь?»

Путин изменился в лице и стал отвечать:

«По поводу Магнитского...»

Но в этот момент его прервали — из зала раздались аплодисменты. Путин оторопел: «...Это что?..»

«Поддерживаем вопрос», — раздалось из зала.

Путину не приходилось прежде сталкиваться с открытым бунтом прессы. Все про себя всё знали, но вслух произнести боялись. И тут Путин потерял контроль. Понизив голос и нахмурившись, он сказал:

«Не знаю деталей, но я все-таки осведомлен о том, что господин Магнитский все-таки погиб, умер не от пыток, его никто не пытал, а от сердечного приступа... Кроме этого, господин Магнитский, как известно, не был каким-то правозащитником, он не боролся за права человека. Он был юристом господина Браудера, который подозревается нашими правоохранительными органами в совершении преступлений экономического характера на территории Российской Федерации».