Редактор Линге

— Успокойтесь, не вашего отца, — сказалъ онъ, смясь.

Она тоже разсмялась и показала свои немного попорченные зубы за красными губами.

— Что же сдлалъ онъ?

— Хм… да, — отвтилъ онъ: — тяжелый грхъ, смертный грхъ, ха-ха-ха!

— Боже мой, сколько на свт зла!

Она опустила глаза и замолчала. Этотъ скандалъ не представлялъ для нея ничего интереснаго. Весь день она была разстроена, а теперь еще больше. Если бы она не была среди такого большого собранія, гд, не переставая, раздавался съ каедры голосъ оратора, она закрыла бы лицо руіами и горько заплакала. Въ продолженіе послдшхъ лтъ фру Дагни не могла слышать о скандл, не вздрогнувъ: и у нея вдь была своя исторя, своя ошибка въ жизни. Это не былъ какой-нибудь тяжелый грхъ, она это сама сознавала, но все-таки, она была очень гршна, ахъ, какъ гршна!

Фру Дагни мучили какія-то мрачныя мысли съ тхъ поръ, какъ она познакомилась съ молодымъ иностранцемъ, настоящимъ искателемъ приключеній, по имени Іоганъ Нагель. Невзрачный на видъ, онъ въ прошломъ году появился на ея пути и смутилъ ее. Знакомство не кончилось низкимъ поклоимъ и нжнымъ «прости»: дикій человкъ бросился въ море, и, не говоря ни слова, положилъ всему конецъ. Такимъ образомъ, онъ оставилъ ее съ тяжелой отвтственностью на душ; результатомъ этого было то, что ей пришлось сейчасъ же оставить городъ и перехать въ Христіанію.

Кром того, раньше у нея была еще исторія: одинъ несчастный теологъ такъ сильно влюбился въ нее, что… но это было комично и смшно, она вовсе и вспоминать объ этомъ не хочетъ.

Другое дло съ Нагелемъ, который чуть было не довелъ ее до паденія. Когда она видла его въ послдній разъ, судьба ея была на волоск,- еще одно слово, еще полупросьба съ его стороны, и она, не обращая вниманія ни на что, бросилась бы ему на шею. Но онъ не высказалъ этой полупросьбы, онъ не посмлъ. Причиною была она сама: она такъ часто жестоко отказывала ему.

Конечно, это была ея вина! Никто не зналъ, что тяготетъ надъ нею; часто она хохотала, болтая и кокетничала больше всхъ, а потомъ вдругъ сразу становилась серьезной и тихой. Это была и привычка.

А вотъ теперь еще эта исторія. Она знала, въ чемъ было дло, предчувствовала это, и это не настраивало ее весело. Постоянно что-нибудь было не такъ, постоянно кто-нибудь сворачивалъ съ пути. Почему все, что касается людей, не идетъ такъ, чтобы люди были счастливы?

Линге увидлъ, что онъ ее разстроилъ, — настолько онъ ее зналъ; вотъ почему онъ ліхо сказалъ:

— Хотите, я пойду въ типографію и возьму обратно эту статью?

Она посмотрла на него удивленно. Ей никогда и въ голову не приходило жалть виновника. Вовсе не его участь мучила ее. Она сказала: — Думаете ли вы о томъ, что говорите?

— Разумется.

— Нтъ, но какъ вы можете задавать такой вопросъ? Разв онъ не виноватъ?

— Да, но чтобъ угодить вамъ, знаете…

— Ахъ, — сказала она и разсмялась, — что вы дурачите меня!

Тмъ не мене его предложеніе привело ее въ хорошее настроеніе. Онъ былъ въ состояніи сдлать то, о чемъ говорилъ, и она искренно поблагодарила его за это.

— Я не понимаю только, какимъ образомъ вы все это узнаете, какъ вы шпіоните за людьми? Вы безподобны, Линге!

Это «вы безподобны, Линге» проникло въ его сердце и сдлало его счастливымъ. Собственно говоря, очень рдко вдь бываетъ, что признаютъ человка такъ непосредственно — какія бы заслуги за нимъ ни были. И онъ отвтилъ съ благодарностью шуткой:

— Мы везд разставили свои сти и не лнились. Вдь на то и пресса и правительственная власть.

И онъ самъ улыбался своимъ словамъ. Консерваторъ кончилъ рчь, и предсдатель крикнулъ:

— Слово принадлежитъ господину Бондезену.

И радикалъ Андрей Бондезенъ встаетъ тамъ, внизу, среди залы, и торопливо пробирается къ каедр. Онъ сидлъ около сестры Илэна и длалъ замтки; онъ намревался возражать предшествующему оратору. Онъ самъ былъ радикаломъ и современнымъ человкомъ, и хотлъ указать этому человку надлежащее мсто въ его ям, въ темной реакціонной партіи, въ которей онъ выросъ; вдь онъ не принадлежалъ къ этой партіи.

Бондезенъ и раньше не разъ стоялъ на этой каедр и нсколько разъ говорилъ отсюда.

— Да, милостивые государи и милостивыя государыни. Онъ осмливается расчитывать, на короткое время, на вниманіе слушателей, — дло идетъ о двухъ-трехъ вопросахъ, которые онъ намтилъ себ. Вотъ сейчасъ, передъ этимъ, здсь стоялъ человкъ, — онъ теперь тамъ услся на свои лавры (смхъ) и хочетъ убдить людей, современныхъ людей, что лвая ведетъ страну къ погибели.

Не правда ли, можно дойти до отчаянія, слушая такія рчи о наиболе многочисленной политической партіи въ Норвегіи!

Можно принадлежать къ лвой, можно быть радикаломъ, но это еще не значитъ — быть анархистомъ, чудовищемъ.