Редактор Линге

Когда Илэнъ ушелъ, Хойбро нсколько разъ ударилъ себя по лбу, ходя взадъ и впередъ по комнат. Каждый разъ, какъ онъ подходилъ къ двери, онъ останавливался на минутку и прислушивался къ шагамъ, но ничего не было слышно. Можетъ быть, Шарлотта еще и не встал;, можетъ быть, она уже вышла. Сжимая руки, онъ тосковалъ по ней и шопотомъ звалъ ее. И онъ все ходилъ и ходилъ взадъ и впередъ по комнат. «Новости» опять нападали на него, он нахально нападали на его образъ жизни, какъ будто знали каждое малйшее пятно на немъ.

Вотъ здсь на стол лежатъ деньги; ему стоитъ только сбгать въ банкъ и заплатить по векселю; черезъ полчаса все будетъ приведено въ порядокъ, честь будетъ спасена, а намеки «Новостей» будутъ уничтожены навсегда.

А что же дальше? А Шарлотта, это гршное и дорогое дитя? Вдругъ онъ подошелъ къ столу и сложилъ поспшно деньги. Затмъ взялъ конвертъ, вложилъ въ него деньги и прилагаемую карточку, на которой прощался и благодарилъ за все свою возлюбленную; онъ написалъ адресъ Шарлотты и сжегъ вс свои остальныя бумаги. Столъ убралъ, все въ порядк. Деньги для путешествія Шарлотты лежатъ посреди комнаты на темномъ ковр, для того, чтобы он сейчасъ же были замчены.

Онъ поспшно вышелъ изъ дому на улицу, — никто его не видлъ. Въ эту самую минуту онъ поднялъ глаза на второй этажъ и увидлъ тамъ Шарлотту. Она смущенно отступила назадъ. Онъ поклонился, его темное мулатское лицо все перекосилось, хотя онъ старался улыбнуться. Она кланяется ему, потому что онъ остановился и смотритъ наверхъ, она отдернула занавску и подошла близко къ окну. Онъ опять кланяется.

Полчаса спустя Хойбро явился въ полицію.

XVIII

Нсколько недль спустя «Новости», постоянно первыя узнававшія вс новосхи, сообщали, что уважаемый сотрудникъ «Новостей», Фредрикъ Илэнъ, ухалъ въ Америку. Онъ взялъ съ собой свою сестру, фрёкенъ Шарлотту Илэнъ, извстную въ спортсменскихъ кружкахъ. Дай Богъ, чтобы имъ повезло «въ новой стран»! Говорятъ, что господинъ Илэнъ ведетъ переговоры по поводу мста профессора въ одномъ изъ американскихъ университетовъ. «Новости» могутъ только поздравить Америку съ этимъ выборомъ.

Итакъ, Линге до самаго конца выказывалъ Илэну свое расположеніе. Онъ смялся про себя надъ этимъ «говорятъ». Это была его собственная выдумка: онъ придумалъ ее въ то время, какъ писалъ замтку; его шутка носила невинный характеръ, онъ сидлъ и смялся про себя. Его веселая натура постоянно прорывалась и сокращала ему многіе скучные часы.

Но наравн съ этимъ онъ продолжалъ и свою серьезную дятельность; выборы въ стортинг были въ полномъ разгар. Линге защищалъ точку зрнія крайней лвой съ такой смлостью, что «Норвежецъ» остался далеко позади. Ему помогалъ Андре Бондезенъ: молодой радикалъ, дебютировавшій, какъ поэтъ, приносилъ время отъ времени статью, полную силъ и чувства. Линге былъ очень благодаренъ за эту помощь, — самъ онъ не былъ такъ ловокъ, какъ прежде, и нуждался порой въ поддержк. Его ловкость исчезла, его удары все больше и больше начали походить на удары «Норвежца»: никто передъ ними не отступалъ.

Какъ это случилось? Разв у него не было прежняго сильнаго убжденія въ правот своего дла? Можетъ быть, онъ щадилъ себя и заботился о своемъ спокойствіи? Нисколько. Наоборотъ, Линге работалъ боле дятельно, чмъ когда-либо. Онъ работалъ теперь безъ отдыха, какъ будто всю свою жизнь никогда ни о чемъ другомъ и не думалъ, какъ только о томъ, чтобы лвая непремнно побдила на этихъ выборахъ. Никто не могъ жаловаться, что онъ слишкомъ мало вритъ въ этотъ вопросъ и не хочетъ защищать его; ежедневно въ «Новостяхъ» появлялась новая статья, относящаяся къ выборамъ. Только владлецъ желзныхъ мастерскихъ Биркеландъ былъ угрюмо-недоврчивъ и говорилъ: «Если Линге въ продолженіе десяти лтъ, не колеблясь, будетъ писать о самой крайней либеральной политик, то и тогда я не буду увренъ въ томъ, что у него нтъ какой-нибудь скрытой мысли».

Но вдь Биркеландъ, несмотря на вс его качества, былъ однимъ изъ тяжелыхъ, неповоротливыхъ умовъ. Какъ часто онъ смотрлъ на Линге, широко раскрывъ ротъ, когда этотъ удивительный редакторъ съ поразительною легкостью шагалъ черезъ вс препятствія и со всякимъ вопросомъ могъ продлать всевозможные фокусы. Биркеландъ, конечно, не могъ поспть за нимъ, его голова была черезчуръ неповоротлива, и онъ постоянно повторялъ свое мнніе о десяти годахъ и скрытыхъ мысляхъ, которымъ, по его мннію, все меньше и меньше врили.

На дл Линге показалъ, что его политическія колебанія не были серьезными; когда понадобилось, оказалось, что и онъ такой же норвежскій либералъ, какъ и всякій другой.

Разв его инстинктъ не одержалъ побды въ дл Хойбро? Линге почувствовалъ, что Хойбро одинъ изъ тхъ людей въ обществ, съ которыхъ нужно снимать маску, и лишь нсколько намековъ съ его стороны заставили его выдать себя.