Все шло такъ, какъ предсказывалъ Линге: вначалѣ лѣвая какъ будто онѣмѣла отъ удивленія, затѣмъ «Норвежецъ» высказалъ свои соображенія, на это возражали «Новости», — и страстная борьба загорѣлась но всей странѣ. Линге, впрочемъ, не оставался безъ поддержки, онъ не оставался одинъ: часть лѣвыхъ въ стортингѣ и провинціальная пресса протянули ему руку. Редакторъ «Отландской Газеты», человѣкъ, честность котораго была такъ велика, что въ ней не сомнѣвалась почти половина страны, — этотъ человѣкъ не могъ предоставить Линге бороться одному: онъ перешелъ на сторону «Новостей» и началъ вмѣстѣ съ нимъ борьбу.
На Лепорелло лежала обязанность разузнавать, каково настроеніе въ городѣ; онъ ходилъ въ «Грандъ», прислушивался у Гравезена, заглядывалъ послѣ театровъ къ Ингеброту, ловилъ членовъ стортинга на улицѣ — и дѣлалъ все возможное, чтобы разузнать настроеніе города. А что говорили въ городѣ? Боролся ли городъ или молчалъ по поводу него, принималъ ли участіе въ этомъ зрѣлищѣ, или только наблюдалъ, Линге все равно ничего не выигрывалъ.
Вотъ какъ? Значитъ, ему оказывали противодѣйствіе? Ему хотѣли заградить путь къ побѣдѣ? Линге напрягъ всѣ свои силы и привелъ все въ такое замѣшательство, что исходъ борьбы нѣкоторое время былъ неизвѣстенъ; число его приверженцевъ въ нѣсколько дней увеличилось вдвое. Перо Линге работало дѣятельно и напряженно; но развѣ это было не странно? Онъ не могъ больше метать искръ; казалось, огонь его изсякъ.
Линге написалъ нѣсколько статей, въ которыхъ выражалъ свое удивленіе передъ первымъ министремъ. Въ его нападкахъ не всегда соблюдалась мѣра, выраженія въ его газетѣ иногда бывали рѣзче, чѣмъ бы слѣдовало такой газетѣ, какъ «Новости»; но теперь было не время думать объ этомъ; теперь лѣвая должна стараться объединиться, какъ одинъ человѣкъ, чтобы спасти страну отъ консервативнаго правительства. Первому министру нужно еще разъ дать возможность испробовать себя въ работѣ съ людьми, пользующимися довѣріемъ страны, самыми избранными людьми изъ лѣвой. Это былъ единственный исходъ, другого выхода не было. И Линге считалъ серьезной мысль, высказанную однимъ иностранцемъ по поводу того, что если будутъ держаться за правительство, стоящее у кормила правленія въ Норвегіи, это будетъ правильно, это будетъ работа противъ реакціи въ Европѣ.
«Норвежецъ» былъ попрежнему упоренъ. Онъ спрашивалъ, вѣрно ли онъ разслышалъ, что намѣреніе «Новостей» — удержать министра-президента, называвшаго не разъ листокъ лживымъ и измѣнническимъ.
Линге отвѣчалъ ему насмѣшкой: «Да, удивительно, не правда ли? Несмотря на то, что дважды два четыре, что въ Китаѣ голодъ, и что король Фердинандъ умеръ, — тѣмъ не менѣе онъ хочетъ лучше либеральнаго норвежскаго министерства, чѣмъ пустить къ кормилу правленія правую. Понятно это „Норвежцу“?
Въ залахъ и коридорахъ стортинга царило страшное безпокойство. Представители партій дергали другъ друга за петлички, настораживали уши и были исполнены непоколебимыхъ убѣжденій и скрытыхъ мыслей. Если бъ можно было знать, на чьей сторонѣ будетъ побѣда? Гдѣ же была правая? Всѣ думали о выборахъ и не знали, что дѣлать. Старый министръ-президентъ не могъ дать имъ никакихъ указаній; все, что они могли отъ него добиться, когда онъ проходилъ мимо нихъ, заложивъ руки за спину и склонивъ голову на бокъ — это, что, къ сожалѣнію, онъ ничего не могъ сказать, онъ не склоняется ни на ту, ни на другую сторону; въ этомъ отношеніи онъ чистъ сердцемъ; а если бъ ему пришлось примкнуть къ какой-нибудь партіи, то охотнѣе всего онъ примкнулъ бы къ обѣимъ сразу.
Линге ковалъ свое желѣзо, вызывалъ знакомые звуки, махалъ шляпой; но какъ ни странно, люди не шли за нимъ, желѣзо оставалось холоднымъ! Никогда еще онъ не работалъ такъ неутомимо, — онъ зналъ, что у него много поставлено на карту, и если онъ проиграетъ, дорого придется расплачиваться. Было даже что-то трагическое въ его усиліяхъ. Ничего не ломогало. Лепорелло день за днемъ приносилъ неутѣшительныя вѣсти о настроеніи города, и Линге приходилъ въ бѣшенство. Какъ! въ „Грандѣ“ посмѣли надъ нимъ смѣяться? Развѣ дѣйствительно нельзя было удержать реакцію въ Европѣ?
А ко всему этому — еще какой-то человѣкъ съ рукописью. Человѣкъ этотъ низко кланяется редактору и сообщаетъ, что онъ Бондезенъ, Андрэ Бондезенъ…
Да, редакторъ зналъ его. Онъ зналъ его, какъ радикала, какъ товарища по убѣжденіямъ, который, вѣроятно, раздѣлялъ его страхъ передъ консервативнымъ министерствомъ?
Бондезенъ опять кланяется, — господинъ редакторъ не ошибается, и это радуетъ его. Онъ сочувствуетъ теперешней политикѣ Линге, онъ даже хотѣлъ бы присоединиться… но, кромѣ того, у него еще есть другое дѣло, — да, во-первыхъ, у него есть маленькая замѣтка о пожарѣ на Анкерштрассе; можетъ быть, она пригодится господину редактору?