— Ухожу ли я? Нѣтъ. Я думалъ, что это вашъ братъ вернулся домой и хотѣлъ съ нимъ поздороваться.
— Мой братъ у себя въ комнатѣ,- сказала она, — позвать вамъ его?
— Нѣтъ, зачѣмъ; я хотѣлъ только… Нѣтъ, ничего, серьезнаго ничего.
Они стояли другъ противъ друга. Она заглянула въ его темную комнату и сказала:
— Развѣ у васъ сегодня нѣтъ лампы?
— Что вы, лампа есть! Я сейчасъ ее…
Онъ старался ее зажечь торопливыми, невѣрными движеніями; они продолжали между тѣмъ разговаривать. Наконецъ, она вошла въ комнату и затворила за собой дверь. Они оба сѣли.
— Мнѣ нужно кое о чемъ попросить васъ, — сказала она.
— Меня? Что-нибудь такое, чего я не знаю! А я хотѣлъ васъ поблагодарить…
Онъ глазами указалъ на деньги, лежавшія на столѣ; но она перебила его:
— Простите меня, я нехорошо вела себя по отношенію къ вамъ.
— Ахъ, пустяки, зачѣмъ ей просить прощенія, можетъ быть даже въ этомъ былъ виноватъ онъ самъ.
Онъ возразилъ:
— Вы можете обращаться со мной, какъ вамъ угодно. Впрочемъ, вы были такой, какъ всегда… да, да, я хочу сказать…
— Нѣтъ, я все-таки надѣюсь, что это не такъ, — сказала она смѣясь. Потомъ она прибавила очень серьезнымъ голосомъ: — Я не знаю, я была такой раздражительной, совсѣмъ больной отъ злости. Вы замѣтили?
— Нѣтъ.
— Да, это было такъ. Но я никогда не буду больше такой, Хойбро. Это не давало мнѣ покоя; я хотѣла въ тотъ же вечеръ попросить у васъ прощенія, но когда постучала въ вашу дверь, вы мнѣ не отвѣтили.
— Такъ это, значитъ, были вы! Я это предчувствовалъ, но у меня не хватало смѣлости смотрѣть на васъ, посмотрѣть вамъ въ глаза. Иногда человѣкъ дѣлаетъ такія вещи, что приходится опускать глаза. Но вы, вѣдь, не можете стать на мѣсто этого человѣка. Вы — нѣтъ.
— О, нѣтъ, я могу стать на его мѣсто. Есть скрытые грѣхи, заставляющіе опускать глаза.
Онъ принялъ это за полуотвѣтъ, за предложеніе продолжать:
— Ну, и что же дальше?
Она хочетъ показать, что можетъ понять и простить. Онъ приготовился разсказать ей свой грѣхъ, свой обманъ, свой подлогъ; ему нужны были деньги, чтобы заплатить пари, пари на честное слово, онъ принесъ документъ и получилъ подъ него деньги.
Онъ началъ:
— Это случилось такъ…
Но она опять перебила его:
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Вы ничего не должны мнѣ разсказывать! Мы ничего не будемъ другъ другу разсказывать, не правда ли? Нѣтъ, милый мой, не будемъ грустить хоть сегодня вечеромъ, а то мнѣ право нехорошо. Я больше не въ состояніи…
Она сдѣлала большое усиліе, чтобы не расплакаться.
Онъ былъ такъ пораженъ, что не могъ дальше продолжать, и не сказалъ больше ни слова. Одну минуту онъ думалъ о томъ, что надо поблагодарить ее за деньги; но она перебивала его, когда онъ начиналъ. Можетъ быть, было бы неделикатно съ его стороны напомнить ей о бѣдности ея матери и о ломбардѣ, о велосипедѣ. Онъ молчалъ.
Она стала разспрашивать его о старыхъ портретахъ, стоявшихъ у него на столѣ, о его родителяхъ, о его сестрѣ, о которыхъ она никогда раньше не упоминала. Она обрадовалась и удивилась, когда онъ показалъ ей портретъ своей сестры.
— Вы сегодня вечеромъ такая добрая, — сказалъ онъ, — могу ли я вамъ показать послѣднее письмо изъ дому? Правда, оно не совсѣмъ грамотно написано!
Она взяла письмо и прочла его съ неподдѣльной радостью. Какія здравыя и твердыя убѣжденія, какая любовь! Имъ обоимъ очень понравилось заключеніе, гдѣ старый отецъ, вообще никогда не шутившій, наставилъ цѣлый рядъ знаковъ и написалъ: — Прилагаю при семъ нѣсколько дюжинъ знаковъ, которые ты можешь размѣстить въ письмѣ.
О, да, это, дѣйствительно, прямая, наивная и сильная душа.
Пока Хойбро складывалъ письмо, Шарлотта сидѣла и смотрѣла на него, думая о чемъ-то.
Они начали говорить о Фредрикѣ. Онъ рѣшился искать счастья въ Америкѣ и уже началъ продавать свои книги; у него не мало книгъ.
Онѣ могутъ покрыть расходы по путешествію. Она съ удовольствіемъ проводила бы его, если бъ у нея были на это средства; съ улыбкой, казавшейся почти вздохомъ, она разсказала ему, какъ она просила сегодня у Бога денегъ на путешествіе, — хотя и не достойна его помощи.
— Нѣтъ, вамъ не нужно, — сказалъ Хойбро неосторожно. — Вы не должны ѣхать съ нимъ.
— Почему нѣтъ? Ахъ, нѣтъ, мнѣ такъ бы этого хотѣлось; здѣсь я даже самой себѣ въ тягость.
— Но никому другому вы не въ тягость. Многимъ будетъ тяжело, если вы уѣдете.
— Кому я нужна?
Ему больше всѣхъ; ему — днемъ и ночью, но онъ сказалъ:
— Разъ вы спрашиваете: Андрэ Бондезену, напримѣръ.
Она сжала руки и крикнула рѣзкимъ голосомъ: «Нѣтъ!» поблѣднѣвъ отъ волненія. Потомъ она коротко и насмѣшливо улыбнулась.
— Я не хочу даже, чтобы онъ вспоминалъ обо мнѣ. — Она перешла опять въ прежній тонъ и сказала:- Но, вѣдь, мы хотѣли быть веселыми сегодня.
— Да, будемъ веселыми, — сказалъ также и онъ.
Но у нея не выходилъ изъ головы вопросъ объ Андрэ Бондезенѣ; она опять начала говорить о немъ. — Онъ сдѣлалъ ей столько зла, сколько вообще человѣкъ можетъ сдѣлать. Однако, они не будутъ больше говорить объ этомъ; они будутъ веселы.
— Вѣдь вы его любили, — сказалъ Хойбро, — и потомъ…