Редакционные статьи -2

Это был кульминационный момент борьбы двух политических течений, вышедших из нашей революции, — одного, выдвигающего на первый план свой демократизм, идею народоправства, весьма самобытного и своеобразно толкуемого, и осуществление его мыслящего в России единой, «но с перегородками», — и другого, ставящего превыше всего достижение единой святой цели — воссоздания России без уступки кому бы то ни было хотя бы пяди русских земель, без обязательств перед кем бы то ни было, с государственным порядком, не угнетающим ни одного класса или группы населения; порядком тоже демократическим, но менее членовредительным, чем «федеративный» порядок перегородок.

Но не только в этом споре и этом столкновении двух течений заключается интерес минувших дней. Назидательное значение их лежит и в том отношении, которое проявила к жгучим вопросам этих дней рядовая масса законодателей и которое могло служить до известной степени отражением взглядов и настроений народного пласта, являющегося фундаментом государственности и на своих плечах несущего сейчас главную ношу по воссозданию России. Эти дни выяснили, что политические «вожди», точнее — парламентские лидеры наши — не вполне обладают силой подлинного властвования над умами, способной вести серую массу от словесных упражнений к делу. Похоже было, что не глубина мысли, не признанная ее ценность, а звучащая сила слов, звонких и непонятных, вроде того диковинного слова «сикамбр», которым где-то у М. Горького щеголяет какой-то сверхсвободный босяк[19], действует иногда на доверчивые умы, боящиеся показаться отсталыми или тупыми. И хорошие, простые здравомыслящие люди с усилием, доходящим до пота, блуждают в лабиринте состязаний о федеративной республике и суверенных правах — состязаний, страстностью своей напоминающих приснопамятные дебаты товарищей и полутоварищей об отдании военной чести.

Были в эти дни (5–7 ноября) прений о суверенных правах Кубанский республики моменты комические и трогательные одновременно. Представитель кубанских горцев Кара Мурзинов, глубокий старик, начав читать на бумажке заготовленную речь, споткнулся на первых выспренных словах, махнул рукой и заговорил задушевным тоном о том, что невыносима стала жизнь, несмотря на все «завоевания» революции, на все демократические приобретения. Приедешь в аул, все одно твердят: «дедушка, хлеба нет, рубашка нет, довольно забастовка»… Это была речь по поводу… нарушения суверенных прав Кубани.

Сходя с вершины академического спора о суверенных правах к простым отношениям повседневности, прения сводились к взаимным счетам, накопившимся за время совместной жизни и работы сил, созидающих единую Россию.

С одной стороны, обидой почиталось то, что был приказ там, где должна бы быть дипломатическая нота или что-то в этом роде, во всяком случае, не приказ, существо и форма которого являются преждевременным отрицанием суверенных прав пока самостоятельно действующих политических образований. И приказ этот по связи с другими менее существенными, но нередкими проявлениями абсолютистского тона является признаком недостаточно уважительного и бережного отношения к казачьему политическому правосознанию, безапелляционным вторжением в область жизни, не подлежащую стороннему вмешательству. Конечно, такой тон, вызванный, м. б., необходимостью, не способен упрочить того цемента, которым держится и крепится совместная боевая работа сил, созидающих единую Россию. Он возбуждает чувство протеста, до поры до времени скрытого, он родит тайное раздражение, за которым забывается и величие цели, и ответственность момента.

Рядом с этим открыто и честно была выяснена другая сторона медали — утрата чувства ответственности не только за слова, но и за действия: кубанская делегация настоятельно подчеркивала, что она уполномочена просить содействия у Войскового Круга по вопросу о приказе (или точнее о приказах, ибо в вопрос вошел и приказ ген. Врангеля), не входя в рассмотрение договора Быча по существу, а касаясь лишь его формальной стороны. Как ни простодушно и доверчиво большинство Круга, как ни готовно он идет иногда за лидером, обладающим даром гладкой фразы и наигранным пафосом, но свести вопросы к детской игре «в зайцы», к спору о том, на «сале» или «не на сале» пойман убегающий игрок, — тут расчленить вопрос на такие тонкие прослойки решительно не удалось.

Появление на Круге ген. Деникина[20] смахнуло все усилия кубанской делегации и сторонников отстаиваемой ею точки зрения, как карточную постройку. В его потрясающей речи перед Кругом во весь рост встали единственные подлинные суверенные права — права распятой России. Когда-то пошатнулись казаки в своей преданности великой родине из-за жалованья и других мелочных счетов. Это было под стенами Кремля в эпоху лихолетья. И вынес тогда инок Авраамий Палицын церковные сосуды и предложил их казакам в уплату жалованья. Встрепенулась совесть казацкая, загорелось сердце огнем бескорыстного воодушевления при виде этой святыни, и уже не было больше помину ни о деньгах, ни о взаимных счетах…