Редкая обыкновенность

Лето завершили два великих утопления и месть Мамонту, за поругание чести ребят из Михалей.

Как-то вечером, обсуждая на бараковской скамейке произошедшую стычку, Митька Ряжнов высказал абсолютную уверенность в том, что Пирата с Серегой теперь непременно отметелят. Под писк немногочисленных комаров, редкий крик грачей и пение прочей птичьей мелочи (соловьиные трели в июле уже не звучат), одноногий идейный вождь внушал двум десяткам слушателей, в том числе герою битвы и его не очень верному соратнику, как можно, если не избежать, то смягчить и сгладить последствия неминуемой расправы над ними:

– Упирай на родство и ставь пару литров водки – глядишь и обойдется. Ну, стукнут пару раз. Митька оказался явным пораженцем. Мамонт угрюмо молчал, злился на пирата и решал в уме задачу: как обойтись без денежного и морального ущерба?»

На военнообразном совете звучали молодые голоса, призывающие дать бой «интервентам», но полудвуногий стратег призывал к осторожности и избеганию провокаций. События на этом фронте замерли на полторы недели…

В понедельник прикатил на «Урале» юный и важный лейтенант Валентин Дуюнов, разбираться в потасовке. Некто, угодливо-бдительный, доложил органам о происшествии, сам не будучи свидетелем. Валентин, еще сержантом, имел за год до этого небольшую стычку с «Богданом». Так обзывали дерзкого и быстрого на расправу Сашку Ясного, занимающего в областной иерархии второе место по боксу в среднем весе. История недоразумения проста как три копейки. Когда «Богдан» гневно выговаривал трем оппонентам с недвусмысленными обещаниями своротить их рыла, сзади подкрался нагловатый Дуюнов и попытался «выключить» Сашку, с которым знаком не был, эффектным ударом ребром ладони по шее. В результате моментально оказался в нокауте. Тогда дело закончилось миром – Сашка самого привел в чувство, и они даже выпили по кружке пива в «кабаре» …

Пока мелкий милицейский чин топтал полы между столиками заведения, долго и нудно выясняя подробности драки у юной и бойкой, чуть полноватой и коротконогой продавщицы Надьки, а также у редких посетителей, зоркий «Богдан» высмотрел из окна своего дома временно бесхозный мотоцикл. Между «кабаре» и Садовой улицей разлилось приличное водное пространство, образованное плотиной. Пологий берег примыкал к старой деревне, а противоположный, круто уходил в глубину. Сашка свистнул по разбойничьи, с переливом…Минут пять-шесть спустя милицейский «Урал», подталкиваемый четырьмя ухарями, скатился с обрыва в глубину. Хулиганы мгновенно исчезли. Главарь вновь занял позицию у окна; удовлетворенная мстительность приятно согревала душу и щекотала возбужденный мозг.

… Валентин Дуюнов долго и бестолково бегал туда-сюда в поисках мотоцикла, грозил всех посадить (он решил, что его угнали) и минут двадцать допрашивал струхнувшего Виталика, который подъехал наконец-то выпить дюшес в обеденный перерыв на своем маленьком Т-25 без кабины…

Где-то, через неделю, случилось второе утопление. Если не к самому, то к последствиям утопления, Виталик оказался причастен основательно. Едва не сломленный в общем то пустяковым милицейским напором и нахрапом, «Бубновый» вяло ковырял по вечерам в тарелке своей персональной, с вычурными рисунками вилкой из нержавейки и отчаянно переживал. Бессмысленные страхи продолжались пять дней, пока к нему не заявился мой брат Мишка и не бухнул с порога:

– Пошли скорее. Завтра 21 июля, праздник Казанской Богоматери, в воду будут кидать серебро, а может уже кинули.

– Куда кинули?

– В колодец святой, куда же еще. А мы достанем.

План пришлось скорректировать – отец позвал Мишку убирать сено на сушило. Младший Королев, воспрянув духом, бодро зашагал в своих полукедах, а Долгово, к святому источнику. Через час, он, потный и возбужденный помогал нам таскать сено, накалывая такие громадные навильники, что мы только дивились и с жаром рассказывал в полголоса:

– На дне целый чемодан лежит, там, небось пуд серебра, если не больше.

Уж на что я всегда был равнодушен к богатству, а тут лукавый и меня попутал и помчались мы втроем, предварительно взяв с собой трехметровую рябиновую палку с забитым наискосок гвоздем, в виде крючка.

Чемодан явно, но неотчетливо смотрелся сквозь слой не кристально чистой, но и не мутной воды. Сокровище, при вытаскивании оказалось магнитофоном.

Сообразили сразу, что аппарат принадлежит Ваське Котелкину, нашему соседу. Его отец Иван, которому донельзя надоела ежедневная громкая музыка, которую его излишне подвижный и балбесистый сын включал на кухне, у открытого окна, давно грозился выкинуть громкий ящик на бараковскую помойку. Стала ясна причина двухдневной тишины и непонятного брождения и ковыряния в вонючих отходах самого Васьки.