Марианна Джордж, которая позже стала Рурк, вышла замуж за мистера Дариуса Рурка летом 1837 года.
Волосы на затылке встали дыбом, когда я оторвалась от дневника и посмотрела на живописный вид. Совпадение было невероятным.
Моя книга Китса, первое издание стихотворений, подаренное мне Итаном в ту ночь, когда он сделал мне предложение, тоже принадлежала этой самой Марианне. Как я могла когда-нибудь забыть
И теперь мы жили в их доме? Я с трудом могла в это поверить. Она упомянула Джонатана — имя, вырезанное на статуе ангела-русалки в саду, одухотворенно обращенной к морю. Теперь я поняла, что статуя — это памятник ее погибшему Джонатану, а не могила. Потому что у него не было могилы. Джонатан потерялся в прекрасном, а иногда и ужасном море. Она любила его... а потом он утонул. И Марианна чувствовала, что именно она несет ответственность за то, что с ним случилось.
Она любила его... но он умер. Я понимала боль Марианны лучше, чем большинство людей. Понимала, потому что тоже жаждала избавиться от своей вины. Вероятно, со мной этого никогда бы не случилось. Некоторые вещи просто нужно принять, даже если результат не изменится никогда. Потому что факт оставался фактом: я знала, что значит чувствовать ответственность за потерю любимого человека... и кого никогда больше не увидишь в этой жизни.
Да, я чувствовала, что он наблюдает за мной, но это не отменяло огромной потери, которую я чувствовала, скучая по нему. Дыра в моем сердце, образовавшаяся после его смерти, все еще оставалась огромной. Чувство вины, с которым я боролась каждый день, все еще чувствуя, что это в основном моя вина, оставалось внутри меня. Я скучала по своему отцу. Я не осознавала, насколько сильно его любовь и поддержка защищали меня, пока не ощутила их потерю. Мне не хватало его присутствия. Я скучала по его любви. Я просто скучала по нему.
Словно для того, чтобы вывести меня из грустных мыслей, я почувствовала пинок, а затем толчок локтем. Я улыбнулась и потерла свой увеличивающийся живот.
— Ну, здравствуй, ангел-бабочка.
Мой ангел ткнул меня под ребра, требуя ответа, заставив рассмеяться над выбором времени. К двадцати шести неделям движения больше не напоминали движения крыльев бабочки, но название засело у меня в голове.
— Я так понимаю, ты хочешь есть, а это значит, что мне нужно перекусить, да?