Редкие земли

Впоследствии стало известно, что дерзейший вызов редкоземельщиков внес какой-то чрезвычайный перекос в развитии АОПовского варианта национальной идеи. Присутствовавшие там члены правительства, специалисты довольно высокого класса, начали даже укладывать в портфели разложенные на столе бумаги. Иные из них вроде бы даже отнеслись сочувственно к высказанным Геном Стратовым идеям. Они обменивались довольно понятными взглядами, что не ускользнуло от лиц, так или иначе связанных с миошниками. Говорили, что эти обмены взглядами вроде бы привели к некоторым увольнениям из кабинета министров.

В тот момент все так или иначе ждали, как ответит на вызов молодого олигарха указанный им товарищ Махтин-Выгодцев-Бубенко-Щеколдин. Многим из присутствующих были известны кое-какие имена этой персоны, однако никто ранее не слышал целых четыре имени произнесенными вместе. В принципе это были непроизносимые имена. После того как Ген дерзко произнес их одно за другим, главный миошник, похоже, поплыл. Некая трещина проскользнула в деревянном портрете. Прежде он наслаждался своей анонимностью, как тот лесной дух из сказки братьев Гримм, что в одиночестве напевал: «Как хорошо, коль никто не знает, что Румпельштильцхен меня называют!» Все помнят, что, будучи назван по имени, он схватил себя за ногу и разодрался наполовину.

Здесь, в историческом зале, перед лицом патриотической общественности товарищ Махтин-Выгодцев-Бубенко-Щеколдин не собирался последовать этому примеру. Напротив, он подогнал все свои детали и произнес соответствующим скрипучим голосом:

«Смотрите-ка, какой как бы появился новый академик Сахаров! Вот как получается, товарищи (сильный нажим на слове): приглашаешь на как бы откровенный разговор представителей как бы бессовестной буржуазии, расхитителей недр нашей Родины, сплавщиков как бы несметных барышей, как они выражаются, „за бугор“, халтурщиков, заляпавших как бы своими хапками как бы таблицу нашего как бы русского ученого Менделеева, а являются, понимаете ли, как бы ревнители демократических ценностей. Устроили тут, понимаете ли, государство в государстве и почивают как бы на лаврах. Вы что, не понимаете, Стратов, масштабы компромата, накопленного против вас соответствующими как бы органами?»

Лицо Гена при этих страшных словах озарилось предельной дерзновенностью. Казалось, что он карабкается на бруствер, чтобы устремиться в атаку. Свет этот отразился и на лице Ашки. Вот он, мой Ген, думала она, любимый и бесстрашный! Гурам между тем, сжав кулаки на столе, бормотал: «Ну-ка, Ген-дружище, дай этому гаду-миошнику по кумполу, чтобы раскололся до жопы!» Ген выставил вперед палец, будто прицелился в деревянный лоб.

«А вы, Махтин-Бубенко, к какому из соответствующих органов относитесь? Может быть, ко всем вместе взятым, Выгодцев-Щеколдин? Слышали сказку про колдуна Румпельштильцхена, который разодрал сам себя на две части? Вы думаете, мы ничего не знаем про вас и про вашу невидимую структуру?»

Монстр, сидевший прямо напротив трибуны по периметру стола, начал было медлительно вздыматься со своего кресла, дабы низвергнуть на презренного олигарха хоть малую толику убийственного компромата, но вдруг горло у него задергалось как будто от излишка воздуха, и он отвалился на спинку.

Один из участников «академического» совещания позднее рассказывал автору, что негласный владыка всего и вся в полубессознательном состоятии бормотал что-то вроде «взять», «не выпускать», однако в достоверности этого рассказа можно усомниться: как можно отдавать подобные приказы в присутствии телевизионных камер, призванных освещать дальнейшее развитие российского гражданского общества? Единственный момент, позволяющий поверить в подобную бредовину, состоит в том, что мой конфидант вскоре после этого кремлевского собрания переехал на жительство в графство Ферфакс. Собственно говоря, он и рассказывал это мне, пока мы прогуливались по бордуоку в одном атлантическом приморском городке. Не в Биаррице, нет-нет.