Редкий экземпляр

В конце концов, сдался, забив на три пары глаз, и крепко сжал в ответ. Черт с ними, пусть смотрят, раз так нравится. Главное – успокоить девчонку, а потом уже решать, кого ставить в его личный черный список. Пока там только двое.

– Если я тебя сейчас отпущу, ты не растворишься в воздухе? – спросила она спустя минуту так тихо, что услышал только он.

Помотал головой.

– Тогда можно я буду держать тебя за руку?

– Можно.

Она нехотя отлепилась, соскользнув босыми ногами на пол, который сейчас был покрыт настоящим инеем из-за резкого перепада температуры, и чуть не упала, он вовремя поддержал.

– Осторожнее.

Он старался смотреть не нее строго, пытался разбудить в себе злость, которую испытывал все время их беготни. По большому счету, это из-за нее последний месяц похож на все круги ада по Данте. Но сейчас, глядя в широко распахнутые глаза, где плескались надежда и радость от встречи, не мог себя заставить снова ее ненавидеть. Наоборот, хотелось погладить по голове, успокоить и наобещать, что все будет хорошо, что они справятся, а их девочка – их, не Марата – большая молодец, очень смелая и терпеливая. Глупости какие, как они вообще могли прийти на ум?

Он ее по-настоящему ненавидел, как мало кого на этом свете, и отдавал себе отчет. Но это длилось первые дни. Потом она стала дико раздражать. Особенно неуместные вопросы, дерзость и какое-то детское порой поведение. Слепота в отношении истинных чувств брата.

Потом начала вызывать интерес, что бесило еще больше. Нелогичность в поведении, к которому он не мог привыкнуть, и искреннее переживание за своих невольных спутников говорило о том, что, может, человек-то она и не плохой. Храбрая и трусливая одновременно, постоянно страдающая по своей тяжелой судьбе и в то же время решительная в опасных ситуациях. Необычная.

Потом вообще сотворила такое, что снится каждую чертову ночь, и это можно назвать настоящим кошмаром, а не пытки! Вот о чем следует забыть, стереть из памяти и сделать вид, что тогда, в ванной, ничего не произошло. Он же не пацан какой-нибудь, чтобы после единственного недопоцелуя постоянно о нем думать!

А что он испытывал сейчас? Хрен знает, может, жалость? Сострадание? Желание оградить от зла этого мира, спрятать и ни кому больше не показывать, чтобы ненароком не задели? Дурацкие, абсолютно лишние эмоции, опасные тем, что могут перерасти во что-то совсем ненужное. Он видел, что случилось с его братом-гением, зачем ему наступать на те же грабли, да еще с той же бабой?

– Нам нужно поговорить, – произнес он, когда она уселась, наконец, на кушетку, свесив голые ноги, которые неожиданно захотелось прикрыть чем-то теплым.

– Я так рада, что с тобой все в порядке! – она говорила искренне, широко улыбаясь, хотя слезы все еще прокладывали мокрые дорожки к подбородку.

– Да-да, Вероника. Слушай, давай мы это потом обсудим?

– А как Марат? Он жив?

– Да, жив, просто…

– Слава Богу!

– Вероника!

– Я вас ждала! Не два дня, больше. Не злись только, пожалуйста! Потом убежала, все сделала, как ты сказал. Долго бежала, правда, не специально, меня ловили эти, с автоматами. Жила знаешь где? Не скажу, не хочу больше ни кому проблемы создавать! И ты прости меня, пожалуйста, что попалась! Я не нарочно…Ну, может, немного.

Они ее накачали чем-то что ли? Или поиздевались так, что в башке кисель образовался? Несет какую-то чушь, не стесняясь посторонних, которые с удовольствием греют уши.

– Вероника!

– Что?

– Заткнись!

Тяжело вздохнув, она захлопнула рот. Получив разрешение, она так и сжимала его руку, крепко, все же сила в ней чувствуется. Что же ты с ней сделал, братец?

– Все?

– Я просто хотела убедиться, что ты настоящий. Знаешь, сколько глюков у меня за последние дни было? А они…смеются. Я их через стены слышу. Смеются и рассказывают друг другу, что сделают со мной в ближайшее время.

Тихое признание, сказанное таким будничным тоном, повергло его в шок. Он знал, на что способны эти люди, не так давно на себе испытал, кое-чему учил лично. Но насилие, о котором, как ему показалось, говорила девчонка, – последнее дело даже для такого мерзавца как босс.

– Никто к тебе не притронется. Я обещаю.

– Ты обещал, что мы останемся все вместе. Но я тебя не виню, ты не думай. Не злись, пожалуйста.

Обида и боль когда-то языкастой девушки оказалась такой пронзительной, что отступившее желание рвать всех подряд снова подняло голову.

– Я не злюсь.

– Ты хотел поговорить.

– Свалили.

– Прямо сейчас? – обрадовалась она.

– Я не тебе. Вы, – он перевел взгляд на посерьезневших парней. – Пошли вон.

– Вообще-то…

– Я сказал: вон.

Вот умел опальный бывший шеф говорить тихим голосом, но таким, но кровь стыла в жилах от сквозившего в нем обещания крупных неприятностей. Поэтому бойцы выполнили приказ моментально. Задержался только Игнат. Но и он, оглядев палату, чтобы оттянуть время, вроде как сам уходит, по своей воле, ближе к порогу все-таки ускорил шаг.

Толку от этого, конечно, не много: камер здесь столько, что можно родинку у человека на затылке разглядеть. Но так ей должно быть проще.

– Все плохо, да?

– Да.

– Ясно.

Он присел рядом на край кушетки.