Редкий гость (СИ)

— Это мне сказал один из них, — развёл руками Прошин. — Старший, по-моему.

Профессора его ответ явно не удовлетворил, и он собрался сказать ещё что-то, но тут Арам расправился со своей тубой и стал пачкать липкими руками всё подряд. Геворг Арамович поволок его в санузел — оказывается, к жилой комнате примыкал маленький закуток с душем и унитазом. Прошин подсел к столу.

— Мне покушать осталось? — спросил он у Дженни.

— Немножко осталось, — девчонка внезапно смутилась. — Может, ещё дадут, если попросить?

Прошин только пожал плечами.

В коробках болталась одна банка консервов и пакетик с черносливом. Иван в два счёта расправился с остатками еды, запил съеденное водой из пластиковой бутылки и сел на кровати. Дженни лежала на кровати напротив, закутавшись в одеяло, профессор устраивал сыну банный день. За дверью кто-то ходил, протащили что-то тяжёлое, но как ни прислушивался Иван, что там происходило, он так и не смог понять.

За окном сыпал снег. Небесная канцелярия укрывала белым одеялом грехи людские и снежинки падали, выстраивая причудливые изваяния, тотчас же исчезающие под порывами ветра. Деревья, на чьих голых ветках только набухли почки, стояли укутанные в белые одежды, белым укрылись и вечнозелёные растения; лес замер. Редкие тени скользили в подлеске, тихо хрустя снегом и раскачивая голые ветки кустарника, да журчала речка, веками пробивавшая себе русло среди отрогов горного хребта. Её истоки находились севернее, заканчивала свой бег речушка, впадая в огромное болото, топи которого служили берегом для реки Булл-Ран на пятьдесят километров ниже Москвы. На живописных берегах горной речки, не получившей от колонистов никакого названия, находился дом отдыха, несколько маленьких поселений на два-три дома, работники метеопоста брали из речушки воду для своих нужд и как это обычно бывает, человек оказался не способен сохранить чистоту природы, отданной в его распоряжение.

В пяти километрах выше по течению, там, где речушка, не пробив мощный скальный отрог, изящно обогнула его, надеясь со временем проложить путь через неподатливый гранит, прямо в воде лежал человек.

Талая вода с гор наполнила речку. Переворачивались валуны, тёмной ледяной водой наливались прибрежные омуты, стремнина становилась опасной для переправы до самого лета, пока не прекратится таяние снега с горных вершин. В одном из таких омутов и лежал упавший в реку человек, придавленный течением к самому дну. Его руки, выброшенные вперёд в последней попытке смягчить падение, дёргались в быстрине, ослабшие пальцы вновь и вновь скребли по дну, поднимая облачка ила с песком пополам. Поток неминуемо сдвинул бы тело дальше, чтобы там, на стремнине насладиться неожиданной игрушкой, но при падении человек попал одной ногой меж двух валунов, старых, поросших мхом, последних бойцов некогда многочисленной рати. С этими ветеранами, свидетелями давнего спора скалы с водой речка не могла справиться, но и уступать игрушку не собиралась, поэтому снова и снова безвольное тело моталось под напором воды.

Тихо шелестел снег, падавший и тут же тающий на камнях, журчала вода — существо, поневоле ставшее арбитром в извечном споре между скалами и рекой, наблюдало за происходящим молча. Поджарое тело, крепко стоявшее на четырёх лапах, редкий пушок от вытянутой морды до хвоста, маленькие, близко сидящие глазки, сосредоточенно наблюдающие за тем, как небрежно играет река с кучей мяса. Мяса было много. Река была опасна.

Их набралось полтора десятка: звери стояли на берегу, нюхали воду и камни подле места падения человека. Двое самых нетерпеливых попытались выволочь добычу, спрыгнув в воду, и одного из них река забрала, превратив в свою игрушку. Стая молча проводила барахтающийся комок горящими глазами.

Человек дёргался в воде. Редкие подёргивания участились, превратились в конвульсии. Из тела обильно текла кровь. Кровяные сгустки уплывали вниз по течению или оседали на каменистое дно, тут же поедаемые мелкой рыбёшкой, принесённой весенним половодьем с верховьев. Всё тело ходило ходуном, руки молотили по поверхности воды, заставляя крысоедов, собравшихся стаей на берегу, повизгивать от возбуждения и затевать драки в ожидании добычи.

Программа, записанная в подсознание, заставляла организм сначала избавляться от мёртвых клеток и заражённой крови, а затем заживлять раны — заживлять быстро, быстрее, чем это могла бы сделать современная медицина. То, что тело носителя находилось в воде, было только на руку — в воду сбрасывались все отходы, вода промывала открытые раны и служила питательным раствором. Изменённые клетки организма могли выделять кислород из воды и насыщать им кровь, но только пока организм находился в коме. По окончании действия программы понадобился воздух в лёгких.