Redrum 2016

Но сейчас никто ничего не кричал. Все спешили. Лагерь эвакуировали вглубь страны. Накануне вечером на поезд погрузили еще живых и здоровых заключенных. А ночью началась бойня. Солдаты рыскали по опустевшим баракам в поисках спрятавшихся узников. Найденных заключенных для экономии патронов забивали прикладами и [закалывали] штыками. Мертвых выволакивали наружу, раздевали и складывали на грузовики, которые вывозили трупы к летнему театру.

Огромную яму заключенные вырыли посреди лагеря, недалеко от плаца почти месяц назад, когда стало известно о приближении фронта. Пустая, она казалась очень глубокой. Стоя на ее краю, было сложно рассмотреть дно, скрывающееся во мраке. А сейчас яма была почти полностью завалена трупами. Над ямой даже поставили крышу на толстых деревянных столбах, чтобы ее содержимое не было видно с самолетов. По каким-то причинам трупы в ней не сжигали, их просто складывали ровными штабелями друг на друга.

— Много еще? — спросил офицер-новичок. Прибывший в лагерь неделю назад, он отвечал за эвакуацию.

— Последняя партия, герр штандартенфюрер, — подобострастно отвечал ему стоящий рядом командир зондеркоманды Драган, лагерный капо, староста барака, — только что очистили тифозный барак.

Офицер молча кивнул. Тифозным бараком называли место, куда свозили всех больных и раненых лагерников. Там даже не было нар, просто земляной пол, на который укладывали умирающих. Раньше его называли мертвецким бараком или просто мертвецкой. Когда-то в лагере был детский корпус, в котором содержали детей-доноров для отбора крови для раненых немецких солдат. Однажды среди них вспыхнула эпидемия тифа, большинство из маленьких заключенных умерли, остальных переправили в другие лагеря. Больных умирающих детей свозили в мертвецкую члены лагерной зондер-команды. Некоторые отказывались в этом участвовать. Таких убивали, не раздумывая — на их место всегда находилось много добровольцев. Работа по уничтожению трупов считалась среди заключенных легкой, работники зондеркоманды жили в отдельных бараках, получали повышенные пайки, куда входили даже сигареты и кофе. После эпидемии тифа мертвецкий барак стали называть тифозным, а в бывшем детском корпусе с тех пор содержали русских пленных — их всегда держали отдельно. Русские были способны подбить других заключенных на бунт.

— Вот, — указал Драган на подъезжающий к яме грузовик, — последний, герр штандартенфюрер.

Заключенные открыли борт грузовика, на землю с глухим стуком рухнули несколько голых костлявых закоченевших трупов. Их подняли за руки и за ноги, с размаху бросили в яму. В кузов поднялись узники и начали выбрасывать из него все новые тела. Никто и не заметил, что среди них был еще живой человек, хотя он мало чем отличался от окружавших его мертвецов. Последние четыре дня он пролежал в тифозном, голый и обессиленный. Тело его походило на туго обтянутый тонкой серой кожей скелет. Во время ночной зачистки в тифозном орудовала зондеркоманда, солдаты туда не совались. Драган ходил между умирающих и добивал еще живых, разбивал им головы молотком. Его подчиненные занимались тем же. Командир лагерной зондеркоманды, то ли серб, то ли бошняк, то ли кто-то еще, был, пожалуй, самым презираемым другими узниками местным обитателем, трусливым и жестоким, мразью и садистом, хуже любого эсэсовца. Он был дотошным и внимательным к своим обязанностям, но даже он не заметил, что один человек в тифозном все еще жив. А тот лежал среди трупов и слушал, как с треском разбиваются под ударами молотков головы его еще живых товарищей.

Теперь этот человек лежал возле самого края кузова грузовика. Ударом ноги его столкнули на землю. Он рухнул лицом вниз, в сырую холодную грязь. Только-только начался апрель, но его голое безвольное тело почти не чувствовало утреннего холода. Оно уже не принадлежало ему, он его не контролировал, сил хватало только на то, чтобы мелко дышать, короткими толчками с болью втягивать в себя воздух. Цепкие пальцы схватили его за лодыжки и потащили по земле. Краем глаза он заметил начищенные до блеска офицерские сапоги. Рядом с ними стояла еще пара чьих-то худых ног, одетых в полосатые брюки от лагерной робы и обутых в старые рваные башмаки. Это были ноги Драгана.

— А ты почему не работаешь, скот? — обратился офицер к старосте, — Полезай в яму!