Драган, видимо, считал это ниже своего достоинства, однако пошел работать на разгрузке трупов наравне со своими подчиненными. Еще живого человека перевернули лицом вверх и уложили на груду других костлявых окоченевших мертвецов. Он смог разглядеть лица тех двоих, кто его нес, схватив за ноги и за руки. Он знал их обоих, даже помнил имена. Одним был Вилли, немец из самого Мюнхена, участник Великой войны, гомосексуалист, бывший штурмовик и соратник Рема. Его арестовали еще в тридцать четвертом, после Ночи длинных ножей, как и многих других штурмовиков. Вторым был Ласло, венгерский цыган, лагерный старожил. Старые лагерники почему-то считали его везучим, возможно, оттого, что он был последним оставшимся в живых цыганом в лагере. Его так и называли Ласло Счастливчик или Ласло Удача. Человек успел заметить, что на краю ямы выстроились с десяток эсе-совцев с автоматами.
Когда работа была закончена, все трупы выгружены из машин и разложены в яме, офицер громко скомандовал работавшим заключенным:
— Построиться в центре! Быстро!
Заключенные послушно, спотыкаясь об только что разложенные трупы, выстроились в центре ямы. Выстроились быстро, красиво и четко, как на плацу, в две шеренги, всего около двадцати человек. Теперь они стояли и смотрели снизу вверх на вооруженных эсэсовцев. Офицер что-то скомандовал солдатам, те стали клацать затворами автоматов и целиться в построившихся заключенных. Лагерь эвакуировали, а местную зондеркоманду, судя по всему, намеревались уничтожить за ненадобностью. Первым не выдержал Драган:
— Что вы делаете!? — пронзительно, со слезами в голосе закричал он, — Герр офицер! Я же честно служил вам!
Заключенные бросились врассыпную, солдаты принялись палить. Только бывший штурмовик Вилли остался на месте. Он поднял сжатые в кулаки руки и грозил ими стреляющим солдатам.
— Ах вы, сволочи! — крикнул он, — Я такой же немец, как и вы! Я бился за Германию при Вердене и Пашендале! Я…
Закончить он не успел: автоматная очередь раскроила ему голову, в стороны хлынула кровь и ошметки мозгов. Тело завалилось на бок. Возле него оседал на трупы прошитый в нескольких местах Ласло, видимо, сегодня удача оставила его окончательно. Драган лежал лицом вниз — его убили наповал первым. Остальных заключенных тоже перебили. Последний из них метался среди трупов, жалобно скуля и завывая от страха. Очередь попала ему в спину. Его с силой швырнуло вперед, и он рухнул возле голых ног живого «тифозника», который, вывернув голову, наблюдал за бойней. С некоторым удивлением он заметил, что на груди убитого была желтая звезда Давида. А говорили, что последних евреев в лагере убили еще зимой.
Эсэсовцы дали еще несколько очередей по трупам и вместе со своим командиром скрылись из вида. Еще некоторое время был слышен рев удаляющихся машин, а потом все стихло.
Удостоверившись, что никто не наблюдает, живой попробовал пошевелиться. Это было неимоверно тяжело: окоченевшее тело его не слушалось. Он с трудом поднял руки и посмотрел на них. Не руки даже, а высохшие птичьи лапы. Кости, обтянутые кожей. На пальцах не было ногтей — их все вырвали на допросе в гестапо. Он опустил руки на грудь, дыхание сбилось, он задышал тяжело, с хрипом и свистом. Даже такое занятие, как поднятие и опускание рук, требовало сил. Грудь опускалась и поднималась, легкие с болью и клекотом впускали в себя смрадный воздух. Он попытался пошевелить ногами, но совершенно их не чувствовал. Поднять голову было невозможно, о том, чтобы сесть, не могло быть и речи. Он был слишком слаб.
Он пожалел, что ни одна случайная пуля не попала в него. Придется умирать медленно и долго. Тем временем рассвело. Из-за дощатой крыши в яме царил полумрак, однако сквозь щели в досках пробились лучи апрельского солнца. Один лучик опустился на грудь живому. Луч был теплым, и, ощутив это, человек заплакал. Слезы тяжелые, будто свинцовые, катились по его изможденному лицу на виски и скапливались за ушами. Живой. Дожил до весны. В который раз. Неужели?.. Если немцы отсюда ушли, может, придет кто-то еще? Узники давно говорили между собой, что войне скоро конец. Немцев разгромили в России, союзники открыли фронт во Франции. Войска победителей вот-вот возьмут лагерь.
Заключенный уже давно смирился с тем, что умрет здесь. Этот человек уже ничего не ждал от жизни. Когда-то давно кто-то из соседей донес на него, и его обвинили в связях с коммунистами. И его, и жену его посреди ночи увезли гестаповцы.
Он перестал считать дни, проведенные в лагере. Эсэсовцы объяснили ему, что его жизнь была ошибкой в принципе, а то, что он внешне похож на человека, еще не делает его таковым. Такие, как он, не достойны жить. Его родина — маленькая тихая страна — стала провинцией Великого Рейха. Выживший цеплялся за прошлое, как за спасательный круг, хотя с трудом мог вспомнить свое имя. Кажется давным-давно какая-то женщина называла его Владеком. Или не его? Неважно. Заключенный номер 15638 присвоил себе это имя.