Тело его было по-прежнему скованно. Люди за столом, не прекращая раскачиваться, одновременно взяли что-то со стола. Максим, как мог, напряг зрение, но не разглядел — все же не в зеркало смотрел. Затем каждый из сидевших замер, поднял руку и резко провел себе по горлу. Мгновение ничего не происходило, а затем на шеях родителей и бандита проявились полосы, из которых толчками начало выливаться что-то темное. По маминому платью стремительно растеклось пятно.
Гул стих. Сама собой открылась форточка, и в комнату ворвался холодный воздух. Максим сглотнул слюну и заставил себя отвести глаза от экрана телевизора. «Нет, все-таки это сон. Страшный такой, в котором папа и мама умерли. Скоро проснусь», — окончательно решил он.
— Вот теперь можно, — послышался голос Кумадея-старшего. Затем он вышел из-за шкафа.
«Точно сплю», — подумал Максим. В отражении телевизора были плохо различимы детали, но мальчик ни капли не сомневался в том, что Леонид Борисович Кумадей — не человек. Грузно переваливаясь, к столу двинулось бесформенное, бледно-серого цвета существо. В свете люстры блестела чешуя, покрывавшая тело твари. Двигалась она на четвереньках, почти прижавшись к полу, медленно и неповоротливо. «Интересно, — подумал Максим, разглядывая существо. — А Кирюха кто?».
— Кирюшка-то? — вслух ответил Кумадей. — А сейчас сам увидишь.
От стены отделилась фигура девушки, которая все это время стояла неподвижно. Она подошла к существу и встала перед ним на колени. Через мгновение изумленный Максим увидел, что девушка и есть Кирилл: за долю секунды женское тело деформировалось и приобрело знакомые черты мальчика-подростка. Неуклюжее тело монстра чуть приподнялось и всосало в себя тело Кирилла. «Хорошо, что я сплю, — заключил Максим. — А то бы стошнило».
— Нет никакого Кирилла. И девочки, которую, кстати, Анечкой зовут, тоже нет, — хихикнула тварь. — Это все я один.
Кумадей подобрался к тазу, в который успело натечь из шеи бандита, и принялся жадно лакать. Осушив таз и сытно отдуваясь, тварь поползла к следующему тазу, над которым склонилось одеревеневшее тело мамы Максима.
— Мы давно здесь живем, Максимк. Еще города не было, когда мы здесь появились. И вот как бы нам да не жить, если получается.
Он подкормился из таза с кровью Алены Тужилиной и двинулся к мертвому папе Максима, приговаривая:
— Есть у меня Кирюшка да Анечка. Кирюшка мне одних приводит, а Анечка — других. Вот так, раз в год приходится вас в гости звать. Один раз позвал — целый год отдыхаю. Некоторым звоню сам, чтобы ко мне пришли. Как папка с мамкой твои… Они податливые, не то что многие. Позвонил, погудел в трубку и все. Пришли.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Кумадей осушил последний таз с кровью. Затем повернулся в сторону Максима и, сопя, двинулся к нему. Мальчик смотрел в отражение, как приближается его смерть, и настойчиво пытался проснуться. Ничего не получалось.
Внезапно Максим почувствовал, что тело его сверху до самого пояса обрело чувствительность. Однако ноги были по-прежнему парализованы. Длинная, покрытая чешуей рука, вывернутая под неправильным углом, ловко вставила в приставку картридж, а затем щелкнула пультом от телевизора. И только тогда Максим понял, что не спит, и заплакал.
Раздался тихий треск, напомнивший мальчику звук разрезаемого арбуза. Дома арбуз всегда резал папа, а Максим с мамой сидели за столом и наблюдали, как ловко он управляется с ножом.
Вблизи кто-то кашлянул.
Это был Кирилл. Он уселся рядом с Максимом, сложив ноги по-турецки, и зевнул.
— Бери джойстик, Язон дин Альт, — сказал Кумадей. — Три раунда в «Мортал Комбат» сыграем. Победишь — отпущу. Проиграешь — батя съест. Готов, жирный?
Максим вздохнул, вытер слезы и взял в руки джойстик. Он решил пережить эту ночь. Во что бы то ни стало.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Юлия Саймоназари
Артист
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀