Redrum 2016

Джек не знал точно, сколько он уже находится в холодном бетонном мешке. Может, несколько дней, а может, и неделю. Карцер всегда был погружен в полутьму, освещаемую скудным светом маленькой электрической лампочки в светильнике наверху.

Ему приносили пищу, просовывая ее через отверстие в железной двери. Джек спал на узкой жесткой койке, справлял нужду в грязное ведро в углу, и совершенно потерял счет времени. Видимо, эти ублюдки слишком сильно ударили его по голове. Но ничего, их просто застали врасплох. Эти чертовы лоялисты только и умеют, что нападать исподтишка. Настоящего ирландца и католика, каким был Джек, им никогда не одолеть один на один.

Он гордился собой. В той драке он лично свалил нескольких уродов, размозжив их наглые рожи. Когда он выйдет из этого чертового карцера, они у него попляшут. Даже если его убьют — ничего страшного. Все равно Джеку дали пожизненное, а умирать в тюрьме от старости он не собирался. Он был молодым и злым, а злость эту нужно было куда-то девать. Единственное о чем он жалел, так это то, что не смог защитить Барни. Своего лучшего друга, малыша Барни, маленького тщедушного парнишку, который с самого детства сопровождал Джека по жизни. Вместе они вступили в ИРА, вместе оказались в тюрьме. Впервые судьба разлучила их только теперь. Джек сходил с ума в холодном карцере, а бедолага Барни овощем лежал в тюремном лазарете.

В камере не было окон, только маленькие вентиляционные решетки в стенах под высоким потолком. Сквозь них можно было переговариваться с заключенными в соседних камерах, где сидели оставшиеся в живых товарищи Джека. Они перекрикивались друг с другом, пели боевые песни. «Наш день придет!», «Черно-коричневые» и «Парни из старой бригады».

От звуков этих песен на глаза Джеку наворачивались слезы, голос его дрожал, но Джек заставлял себя петь еще громче и яростней. Пение ирландцев очень не нравилось охранникам.

— А ну, заткнитесь, выродки! — кричали заключенным эти разжиревшие скоты в форме.

Ответ из камер не заставлял себя долго ждать.

— Пошли к черту, бриты!

— Нам рот не заткнешь!

— Валите к своей королеве!

— Пусть она у вас отсосет!

Терпение охранников в конце концов лопнуло. Ирландцев снова сильно избили. Джек не знал, что случилось с его соратниками, но голосов из соседних камер он больше не слышал.

Он остался один на один с замкнутым пространством карцера — с самим собой и своими мыслями. Тесное бетонное помещение давило на него со всех сторон. Казалось, с каждой секундой стены смыкаются, на дюйм становясь ближе друг к другу. Джек специально время от времени мерил камеру шагами. Но нет!.. Каждый раз он убеждался: размеры карцера неизменны. Пять шагов в длину и четыре — в ширину.

Чтобы не сойти с ума, Джек заставлял себя не сидеть на месте, не поддаваться отчаянию, делать хоть что-то… Насколько это вообще было возможно. Он постоянно ходил вдоль стен, бормотал про себя стихи, пересказывал самому себе сюжеты книг и фильмов. Время от времени он становился в боевую стойку и махал кулаками по воздуху, боксируя с невидимыми соперниками. Приседал и отжимался. Физические нагрузки приносили приятную усталость и спокойствие.

Однажды Джек услышал плач. Плакала женщина. Совсем рядом, как будто в соседнем карцере. Плакала громко, отчаянно, навзрыд, с истеричными всхлипываниями и тяжелыми причитаниями.

Так плакать могут только по умершим. Джек поднялся с койки и подошел к стене, из-за которой слышался плач, даже прижался ухом к шершавой бетонной поверхности. Звук не стал отчетливей, но и не стих. Джек отошел к противоположной стене. То же самое. Тогда он опустился на колени и прислушался к поверхности под ногами. Рыдания доносились как будто со всех сторон, окутывали, окружали Джека. Кто пустил женщину в мужскую тюрьму? Скорее всего, это родственница кого-то из заключенных. Судя по немолодому голосу — чья-то жена или мать кого-то из молодых. Кто-то из местных обитателей простился с жизнью и теперь убитая горем женщина оплакивает свою утрату. Но почему в карцере? Ведь мертвецов должны держать в тюремном морге.

Джек поднялся с пола и растянулся на койке. Доносящийся плач окончательно подавил его волю, лишил желания делать что-либо. Впервые за время, проведенное в тюрьме, он осознал ужас своего положения. Пожизненное. Безусловно, он был виновен во всем, в чем его обвиняли, но — пожизненное!.. Подумать только. Сейчас ему двадцать два. За свои годы он был всего лишь с одной девушкой. Черноволосая Сьюзи Маккей.

От нее всегда сладко пахло дешевыми духами. Когда они целовались, Джек чувствовал вкус мятных леденцов у нее во рту. Интересно, где она сейчас? Кожа Джека покрылась мурашками, защипало в глазах. Женские рыдания не прекращались. Джек лежал на спине, глядя на тусклый свет лампочки под потолком, и даже не заметил, как заснул. Двадцать два. Пожизненное…