Дмитрий даже на суде считал, что это случайность, которая не выбирает ни исполнителей, ни жертв. Но, черт возьми, он ждал хотя бы извинений. Он ждал долбаной вежливости. Не от переростка с наглой ухмылкой, а от родителей, от этих жирных свиней. Ведь они-то пожили и прекрасно знали, что сбить человека — это не кошку переехать. И если они за восемнадцать лет не смогли это донести до своего чада, то сами-то должны понимать. Их сын сбил Нину! Он сбил человека и бросил умирать на дороге! Ублюдок сломал несколько жизней сразу, одним махом. И долбаные извинения — это было самым ничтожным, что они могли сделать. Но Дмитрий не дождался и этого.
На суде они вели себя нагло и все время улыбались. Лидин подумал еще тогда: вот она, настоящая банда. А еще он уже тогда знал, что виновной окажется Нина, бросившаяся под колеса ехавшего с допустимой скоростью автомобиля. Перед последним заседанием Лидин подошел к ублюдку и произнес одну лишь фразу:
— Когда твоих родных убьют, тебе придется жить с тем, что это твоя вина.
И только тут, в спальне с окровавленными трупами родных этого ублюдка, Лидин понял, что он не почувствует своей вины. Единственное, что такие как он, могут почувствовать — так это нехватку денег.
— Это не твои хозяева, — зачем-то сказал Дима.
— А я этого и не говорил…
Теперь Лидин вспомнил, что пес действительно ни разу не назвал их хозяевами.
Мне нужно, чтобы ты убил кое-кого, — вот что сказал мопс.
Паршивый пес втянул его в то, на что сам Дмитрий не решился бы никогда.
— Что я наделал? — прошептал Лидин.
— Ты сломал чьи-то жизни взамен своей.
Мопс спрыгнул с кровати и зацокал коготками к двери. Дмитрий услышал тяжелые шаги с лестницы.
— Я знаю, кто ты, — зачем-то сказал Дима.
Он вспомнил и это. Нина в день своей гибели купила мопса. Лидин мог бы подумать, что это он, купленный Ниной, но от пса после наезда остался кровавый комок шерсти. Так что — вряд ли…
Мопс исчез за секунду до того, как дверь едва не слетела с петель.
— Брось топор! Руки за голову! — громыхнуло от двери.
— Наше общение должно быть вежливым, — улыбнулся Лидин и бросился на полицейских.
Три пули, вонзившиеся в грудь, так и не смогли стереть улыбку с лица Лидина.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Алексей Жарков
Проснись!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«За дверью всё бессмысленно.
Там слишком много радости, к которой ты не имеешь отношения».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Этой записью со мной поделился мой друг полицейский. Её обнаружили на смартфоне одного «кавказца», взятого за торговлю краденым. В поисках зацепки или какой-нибудь связи этого жулика с другими, следователи проверяли всё, в том числе и его потрёпанный смартфон, где могли оказаться «фотки, звоночки, видосы».
Всё это, конечно же, нашлось, но кроме этого, была одна странная диктофонная запись. Всего одна.
— К делу не относится, — сказал мой друг, вручая мне флешку, — но ты можешь состряпать из этого романчик.
Это юмор у него такой.
Роман из этого, конечно же, не «состряпать», к тому же запись достаточно красноречива и без моего художественного вмешательства.
Слушайте…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Значит так, жил я один. Снимал квартиру. И мне нравилась моя жизнь — совершенная свобода, никто не говорит, что и как я должен делать, никто не выносит мне мозг, и ничего от меня не ждёт, и всё это было хорошо… Пока не появились эти сообщения, эти, блин, «послания». Ну, то есть, пока я не добрался до самых последних…
Раз утром я вышел из квартиры и вызвал лифт, а там внутри на стене надпись, чем-то красным, огромная надпись на всю стену: «Проснись!!!!». С четырьмя восклицательными знаками. Не три знака, не пять — их было четыре. И дело даже не в самой надписи, она там давно. Какие-то алкаши или хулиганы, видимо… Всю неделю она мне глаза мозолила в нашем лифте, но именно тем утром я понял, что каждый раз, когда её вижу, к ней добавляется восклицательный знак. Странное дело. Но это не всё — на следующий день под ней появилось кое-что еще: «Они уже близко, Лёха, проснись!».
Меня зовут Лёха, кстати.
И я, конечно, не спал, я шел на работу.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀